Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клеарх стоял в стороне, у кромки воды, и разговаривал с персом. Его имя я тоже вспомнил — Арей. Судя по «Анабасису» он был близким другом Кира. После гибели царевича он замышлял вернуться в Ионию и поставить под копьё всю Малую Азию, чтобы продолжить борьбу с Артаксерксом. Именно с этой целью он и прибыл в греческий лагерь: заручиться поддержкой Клеарха. О том, что Кир погиб, греки узнали лишь на следующий день после сражения, то есть сегодня. Новость прозвучала для них ошеломляюще, и Арей легко добился желаемого. Клеарх дал добро и поклялся на крови, что поможет Арею в осуществлении его планов. Но фокус заключается в том, что три недели спустя Арей завёл греков в ловушку, из которой они выбрались, лишь потеряв весь свой командный состав.
Получается, с персами нам не по пути. Можно, конечно, сделать то, что уже предначертано историей, но зачем повторять ошибки, если есть возможность их исправить? Не лучше ли пойти своей дорогой? Например, дорогой на Вавилон? Намного проще и интересней захватить этот город, власть, изменить предначертанное. Отец хотел стать правителем Византия — не смог, так пусть станет правителем Вавилона. Какая разница? Вавилон даже лучше. Сил у нас хватит. Александр Македонский захватил Персию, имея около сорока тысяч человек. Мы начнём с малого, с одного города, а потом потихоньку, шажочек за шажочком начнём создавать собственную державу. Соберём армию, прижмём местную элиту, внедрим правильные законы. К тому времени, когда Македония обретёт силу, я создам свою личную империю, а там… Там посмотрим.
Наверное, у каждого попаданца зреют в голове подобные планы, когда он, вдруг оказываясь в определённой эпохе и зная её прошлое и будущее, желает что-то поменять: сделать лучше, качественнее, надёжнее, себе во благо. Благо, конечно же, на последнем месте, потому что важнее принести пользу человечеству, не допустить тех ошибок, которые оно уже допустило. Но в итоге всё делается именно ради блага. Для себя. Чтобы потом красиво жить, наслаждаться фалернским, длинноногими наложницами и надеяться, что благодарные потомки не снесут твои памятники и не вымарают твоё имя из папирусов. И тогда, возможно, в школах будут изучать ту историю, которую создаст простой российский пожарный, прапорщик Георгий Алексеевич Саламанов, или, как его называют друзья из будущего, Егор.
Дорогу мне заступили два перса.
— Стой, грек! Туда нельзя.
Я отступил назад. Ребята выглядели опасными: чешуйчатые доспехи, короткие мечи, твёрдые взгляды — не иначе, личная охрана Арея. Можно было завязать потасовку и показать варварам, кому куда можно, а кому куда нельзя, но, во-первых, я не был уверен, что смогу выйти из драки победителем. Персы реально казались опасными, и под ложечкой немного посасывало от ощущения неизвестности. Во-вторых, даже если я смогу одолеть их, вряд ли отец оценит по достоинству избиение союзников. Хотя если бы он знал то, что знаю я, он бы смотрел на них по-другому.
Я взмахнул рукой:
— Ксенофонт!
Тот услышал.
— Пустите его! Это сын Клеарха.
Персы послушно расступились.
— Опять опаздываешь, Андроник.
Я быстрым шагом подошёл к стратегам.
— Если бы меня заранее оповещали о ваших собраниях, я приходил бы раньше. Вам уже сказали о гибели Кира?
— Сказали. Это серьёзная проблема. Но откуда ты узнал?
— Неважно. Что надумали?
— Приходили послы от царя, — заговорил Проксен, — потребовали сложить оружие и сдаться на его милость.
— Пусть сам сдаётся, — проворчал Хирософ. — Поле боя осталось за нами. А надо будет, мы ещё раз ему наваляем.
— Но Кир убит…
— Это ничего не значит. Во имя Леонида и тех, кто стоял рядом с ним под Фермопилами, мы не отступим!
— Сражаться мы умеем, — кивнул Ксенофонт. — Кто бы спорил… А вот чем наполнить десять тысяч пустых животов — это вопрос.
— Прибавь к ним обоз…
— Торговцы цены подняли.
— А зерна всё равно нет.
— Вчера проститутки просили два обола, а сегодня уже три. Сколько они попросят завтра?
— Кулаком поработаешь, Никарх.
Стратеги засмеялись, но смех был натужный, потому что на самом деле смеяться не хотел никто.
— А ты что предлагаешь, Андроник?
— Что может предложить сын рабыни? — скривился Менон.
Я ударил его по лицу, резко, не задумываясь. Не понимаю, почему Андроник не сделал этого раньше, зарвавшегося фессалийца давно следовало поставить на место. Менон упал на спину, но тут же вскочил. Я шагнул к нему, сделал обманное движение правой, он качнулся, и я влепил ему снизу левой в подбородок. Его приподняло и швырнуло на землю. Нокаут.
Всё произошло за мгновенье. Никто не дёрнулся, не попытался остановить драку, да никто и не думал останавливать. Ксенофонт кивнул, глядя на обездвиженное тело, и подытожил, выражая общее мнение:
— Хороший удар.
Двое лохагов подхватили Менона под руки и уволокли в лагерь. Стратеги сплотились вокруг меня.
— Ну так что ты предлагаешь, Андроник?
— Да, что ты предлагаешь? — услышал я за спиной голос Клеарха. — Мы с моим другом и союзником Ареем головы ломаем над тем, что делать дальше, но тут приходит простой гоплит, избивает лучшего стратега армии и смеет что-то предложить.
— Для начала я предлагаю не слушать Арея, — ткнул я пальцем в перса. — Он предаст нас.
— Предам? — изумился перс.
— Отец… — повернулся я к Клеарху. Тот свёл брови, но сдержался. — И вы, стратеги: Феопомп, Проксен, Софенет, Ликий, Хирософ — вы все считаете, что я слишком молод и вспыльчив, чтобы указывать вам. Вы считаете, что ради сиюминутной выгоды я не способен разглядеть важного. Это не так. Да, я молод, да, я бываю несдержан, но… Я вижу сны, в которых боги разговаривают со мной и предрекают судьбу каждого из вас. Если вы не послушаете меня и пойдёте за Ареем, многие умрут.
Так по-умному я не изъяснялся никогда. Мне вообще казалось, что через меня говорит кто-то другой. Слова будто сами залетали в мозг и сходили с языка сентиментальной патетикой. Меня едва не стошнило от этого, но невидимые пальцы сжали горло и заставили продолжить.
— Я предлагаю вам выход. Я помогу избежать той участи, которая нависла над нами Дамокловым мечом, и приведу нас к победе.
— Рано или поздно мы всё равно умрём, — хмыкнул Никарх, когда я замолчал. — Мы гоплиты, каждый бой может стать для нас последним.
— Тебе лично смерть в бою не грозит. Тебе вспорют живот, выпотрошат, как барана, и бросят умирать в пустыне!
Я сказал это хлёстко и снова не своими мыслями, но на этот раз они мне понравились, тем более что по
