А ещё я людей убивал. Не на войне, нет. И не преступников. А крестьян, недостаточно оказавшим почтение, не слишком низко и подобострастно поклонившихся. Приказывал запарывать насмерть и смотрел, как они отдавали концы под ударами кнута, как кнут разрезает им при каждом ударе кожу. И как-то пару раз детей копытами давил, когда через деревни проезжал. Они там игрались на улице, а я скакал, оторвавшись от телохранов. Ну, мне в кайф было смотреть, как люди от меня разбегаются. В основном дети. Я ж крутой, я суперричи! А кто не успел…

Злость. Волна. Адская боль, словно одна большая сплошная огненная иголка протыкает тебя насквозь:

— А-а-а-а-а-а!

Больно. Но лучше так. Это ад, который я заслужил. Жаль, что для того, чтобы понять это, Роме пришлось умереть. Ибо я-Ричи об этом даже не задумывался. И никто вообще не задумывался, даже родители задавленных детей. Ибо я, как граф, был в своём праве.

Гори оно огнём! Лучше уж быть неудачником Ромой, идеал которого — маленький розово-сиреневый четырёхухий Лунтик. Эдакий инопланетный эльфёныш. Кстати здесь «эльф» — ругательство. Эльфами называют всех лиц нетрадиционной ориентации, и всячески их при этом презирают.

Зверь, я зверь; мажор, не знающий берега. И неудачник. Кем лучше быть, тем или другим? И что даст эта громовая смесь в сочетании? Ибо теперь, если я выживу, с обоими мною в одной черепушке, прежним Рикардо уже не буду. Не смогу вспарывать брюхо крестьянам, давить детей да задирать подолы тем, кто ниже в иерархии (а это не только крепостные, я тут вообще почти всемогущ, меня осудить могут только за коронное преступление; я почти любого могу убить, если он не состоит на королевской службе). Но что сможет Ричи, имея опыт Ромы? Имея его лунтиковские ценности в этом суровом жестоком магическом средневековье? Опыт, как про…любить всё, что имеешь, взять взаймы и снова про…любить?

Нет, хватит. Не хочу. Рикардо убила ведьма-травница. Её ученица. И заслуженно убила — нечего графёнышу было ей ноги раздвигать. Берега знать надо. Да и Ромой быть не хочу. Синий контакт, красный контакт, запуск программы. Переключить контакты на вторую пару, запуск программы. Коричневый провод, включить автоматы. Прозвон самих автоматов… И это работа, полученная через знакомых, благодаря родственным связям!

К чёрту. Всё к чёрту. Не хочу. Ничего. Ни быть грёбанным Лунтиком, ни чудовищем Пуэбло. Говорят того света нет, нет рая и ада — тебе просто дают второй шанс, возможность переродиться. Вот так же я и хочу — вдруг получится? «Пускай живёшь ты дворником — родишься вновь прорабом. А после прораба и до министра дорастёшь!» Семёныч в корень зрил. Пусть они оба перевозродятся… Кем-то. Может у них у обоих получится лучше, чем сейчас? «Но если ж туп, как дерево, родишься баобабом, и баобабом будешь тыщщу лет, пока помрёшь». Да хоть бы и баобабом. От него хотя бы вреда нет, только польза.

…Я умирал. Понимал это, и даже радовался. Чувствовал, как силы оставляли меня. Я принял решение, успокоился, а значит…

Да пофигу, что значит! В детстве как-то был чехословацкий фильм, «Три орешка для Золушки». Так у чехов своя сказка, отличная от общепринятой. Там нет феи Крёстной, и вся магия от трёх грёбанных орешков, которые фартом принесло бедной протагонистке. Рома вытащил свой орешек, и отправился на собственный бал перед ноутбуком, и это для него, наверное, стало облегчением. Ибо если бы остался — расписался бы Вике, маме и отцу, что он ничтожество, после чего останется только потеря самоуважения и заслуженная депрессуха. Из которой одна дорога — в алкоголь.

Ричи тоже открыл свой орешек. Он не хотел жить. Ибо остался один, не способный взвалить на себя тяжёлую ношу. И вместо поиска путей, ударился в тот самый алкоголь — чтоб забыться. И начал творить поистине ужасные вещи. «Поистине» потому, что просто ужасные и до этого творил, эти дети, раздавленные копытами, будут сниться каждую ночь, сколько мне там осталось. За три месяца его (моя) компания по пьянкам запытала пятерых крестьянок из ближайшей деревни. И ещё трёх в ближайшем городе, причём только две были крепостными, одна — вольная горожанка, жена ремесленника. Просто мы по улице шли, и она нам понравилась. Ах да, у неё дети оставались… Ричи и его дружкам-ублюдкам на детей насрать было, отпихнули от кареты, и в путь. А потом, после, лишь денег дали — отступные. И только за горожанку.

Так что с травницей Ричи вытащил свой орешек. И мне его не жалко. Даже Рому жальче, хотя чего жалеть того, кто и так опустил руки? И сейчас остался третий, последний орешек. Я должен уйти. Просто уйти. Потому, что пришло время. Моё время. Их время. И это правильное решение.

— Ричи! Рикардо, милый! Очнись, открой глаза!

Задолбали! Полежать и умереть спокойно не дают.

— Ричи, братик, любимый! Ну пожалуйста, не бросай меня! Открой глаза!

Вика или Астрид? Голос знакомый. И родной. Оставить и бросить её я не мог. А ещё Она, обладательница голоса… Плакала. А это уже выше моих сил. И я открыл глаза, уже налившиеся тяжёлым свинцом.

Рыжик! Лисёнок! Моя шебутная любимая сестрёнка Астрид, партнёр по всем мыслимым проказам… Как же я рад тебя видеть! Лишь бы это не глюк, лишь бы на самом деле!..

— Пей! Пей, Ричи, это приказ! — командовала Рыжик тоном, которому нельзя противиться. Есть у неё такой в арсенале.

Мне что-то полилось в горло. Сил сопротивляться, как и вставать, не было, и, начав закашливаться, я непроизвольно глотнул. Раз, другой. Что-то липкое, противное и горячее. И оттого втройне противное, что горячее. Но было всё равно — вкуса не чувствовал. Я пил, и пил жадно, ибо от питья, даже такого уродского, чувствовал себя лучше. Я ещё я понял, со мной рядом ОНА, человек, которому я нужен. Я не один, у меня ещё остались люди, ради которых стоит жить! А значит жить — стоит.

— Молодец, — похвалила она, погладив остатки не сгоревших волос. — А теперь запей. Пей, говорю, это вода! Просто вода.

Да, это была вода. Обжигающе холодная, аж ломило зубы. Но, блин, приятная.

— Иди ко мне! — Она обнимала меня, обхватив голову, и рыдала. На ней было красивое розовое платье с неплотно зашнурованным корсетом. Спешила, не зашнуровала… Плевать.

Вдруг меня начало трусить — то, чего больше всего опасался. Приближение приступа. Но его почувствовала и она.

— В глаза мне смотри! — проревела Астрид, как обычно рычат в саванне пантеры. — Смотри в глаза! А теперь настраивайся! Настраивайся, говорю! Держи щиты! Щиты, мать твою, Рикардо! Держись! Я с тобой! С тобой я, только не подведи!

— …Да, больно! — рычала она. — Но надо! Через «немогу» надо! Ты удержишь, я в тебя верю!

— И-и-дди! — таки смог прошептать я. Но она отрицательно покачала головой.

— Нет. Ты удержишь. Или убьёшь меня. Если я дорога тебе — держи.

— А-а-а-а! — заревел я, выгибаясь дугой. Энергия снова вливалась в мои жилы, рвала меня на части, искала выхода. Во мне клокотал котёл, ядерный реактор. Но я больше не мог сбросить всё в виде тепла и света — ибо разом убью последнего человека, который мне дорог. Она тоже маг огня, но кто сказал, что маги огня, особенно слабые, не горят?