Астрид — дочь графа. А граф — это предводитель воинов, прежде всего. Мы, аристократы, не просто так называемся рыцарями, не просто так владеем своей землёй. Это наша плата за нашу же готовность умереть. Драка, бой, сражение — это наша жизнь, наше призвание. «Буси-до» придумали японцы, но и у остальных народов в своё время существовало что-то очень похожее. И она — дочь воинов в энном поколении. Предводителей, военачальников. Она вышла на свой бой, с моим безумием, и ставила на карту то, что и полагается воину и аристократу — свою жизнь. Победа или смерть.

«С ним или на нём» — вспомнилось напутствие спартанской женщины сыну или мужу, вручающей боевой щит. Теперь Астрид была тем спартанцем, и была готова возвращаться «на нём». Как готов к смерти любой воин гвардии, и не только моей. Мы — это мы.

— А-а-а-а-а! — орал я, пропуская через себя килотонны, но сдерживая их. Я выгорал изнутри, но не пускал энергию наружу. Боль захлёстывала, становилась всё сильнее и сильнее. Вот я перестал ощущать своё тело. Вот перестал ощущать себя личностью. А вот перестал ощущать окружающий мир…

А затем всё закончилось.

Я лежал там же, в мастерской, на голом каменном полу, без одежды. Рядом сидела, держа мою голову в руках, Астрид. Платье на ней сгорело почти полностью — всё же что-то из энергии смогло пробиться сквозь мою защиту. Она была вся в копоти, но живая и здоровая, и смотрела на меня с облегчением и… Уважением? Что выдержал, удержался?

— Рыжик, я смог, — прошептал я, ощущая дикую сухость губ.

— Я знала, что у тебя получится. — Она наклонилась и приникла к моим губам.

— Это что? — Я был весь липкий. Весь-весь, всё тело. И лицо в том числе. И когда она начала целовать, эта липкая субстанция вместе с её губами попала мне в рот.

— Это мёд, Ричи. Просто мёд.

Она гладила меня ладонью по голове, шее, сияя от радости, но я снова почувствовал энергию. Огромную, не выплеснутую. Но это была другая энергия, имя которой «безумие».

Мёд. Одарённые мира Ричи используют его для восстановления потраченных сил. Здесь считается, что на фокусы, вроде памятной зажигалки, одарённый тратит внутреннюю энергию, и мёд, как источник чистой фруктозы, её восполняет. Но в отличие от местных магов, я сегодня понял, что это не так. Зажигалки работают от внешней энергии, энергии самого мира. А вот для её прокачки организму требуется собственная энергия, не дающая внешней уничтожить организм. И именно для её восстановления и нужны легкоусваиваемые углеводы вроде мёда — иначе организм разъест, как труп от плавиковой кислоты в фильме про Хайзенбергов.

Меня снова затрусило. Я подался вперёд, хватая Астрид, валя её на пол рядом с собой. Она тоже была перепачкана в меду, была покрыта сажей, и это возбуждало. О, не всё платье сгорело — к чертям, порвать что осталось и в сторону!

— Ричи, глаза! Смотри в глаза! — кричала Астрид. И я смотрел. И снова и снова строил стену, огораживающую меня от внешнего мира, ибо теперь понял, как её строить. Рома этого просто не знал. Но у всего есть обратная сторона — была она и у моих одарённых способностей, вышедших на принципиально новый уровень. И эта сторона — безумие. В которое я впадал, удержав щиты от приступов, теряя контроль над телом и разумом. Рыжик… Сколько Рыжиков у меня на ноутбуке? Сотня? Их имена перечислить? К чёрту, вот он — идеал! То, к чему стремился, но никогда не встретил вживую. Настоящая рыжая, рядом с которой все звёзды — жалкая пародия. Я хотел её! Я хотел этот идеал!

Порвать платье. Грудь… О, у неё восхитительная грудь! Куда там той блондиночке-травнице! Провести по груди руками, сдерживаясь из последних сил. Меня трясло, но я знал, прорыва больше не будет. Будет лишь обратная сторона отсутствия прорыва.

— Да, Ричи! Да! — закричала она, не отрывая от меня взгляда, и это стало спуском.

Зрительный контакт потерял — но он был больше не нужен. Стало вся равно, что происходит вокруг. Вообще всё. Абсолютное Безумие. Осталось только дикое ничем не замутнённое первичное желание, цель твоей на тот момент жизни. Девушка мечты.

Я навалился сверху и грубо вошёл. Она закричала от боли, но было плевать. Потом она застонала. Я входил в неё и выходил, входил и выходил. Кончал. Вроде даже не по одному разу. Поворачивал под разными углами. Упирал в коленно-локтевую. Рыжий цвет перед глазами плясал всполохами пламени.

Потом она была сверху, а передо мной колыхались манящие груди — мечта гурмана. Я не мог остановиться — безумие продолжало поддерживать мою мужскую силу, било через край. Но я уже хотя бы не делал ей больно, и понимал, кто передо мной.

…Наконец, пытка безумием закончилась. Выстрелив последний раз, упал без сил. Тишина. Даже за отвороченной дверью не было ни звука — все ждали, что будет.

А дальше ничего не было. Я лежал на камнях, понимающий, что, наконец, мои личности слились, и я пришёл в себя. Она лежала рядом, прижимаясь ко мне — обнажённая и красивая. Наши тела были покрыты слоем густой сажи, налипшей на слой остывшего, но тёплого от жара тел, мёда, в луже из этого самого мёда. Я видел в фильмах, как трахаются в клубничном варенье, типа романтика… Сразу скажу, ничего клёвого — больше так не хочу. Её роскошные рыжие волосы спутались, слиплись в непонятно-медовое покрытой сажей нечто, но было плевать. Эти волосы нравятся мне любыми. Я вспоминал и вспоминал своих ноутбуковских рыжеволосых красавиц, и понимал, что они — лишь эрзац. Лишь видимая замена истинной, настоящей красоты.

Сколько мы здесь скакали — не знаю, энергии безумия во мне плескалось целое море. Но девушка была без сил, на гране полной отключки. Я на самом деле тоже. Но надо было вставать и жить дальше. Даже если не вставать, но жить — точно. Ибо безумие кончилось. Лунтик, сукин сын, раскрыл-таки третий орешек. И он оказался поистине волшебным. Ибо дал этому инопланетяшке возможность быть нужным, любимым, но главное, перезагруженным в иную локацию, где есть возможность воплотить чаяния с нуля. Как этот перец четырёхухий и хотел.

— Что стоим? Что смотрим? Почему не делаем, что велено? — ярился на старую служанку Вермунд. — Сказано же, госпожу наверх, в ванную, отмыть и уложить. Господина — тоже, только господина не будить, и вымыть здесь! Вон, отроки ванную внесли.

— Но как же это… Они же это… Брат и сестра… — охала старуха.

Служанка была из крепостных, но из той же когорты, что и старая Роза. Какую другую он бы приказал за язычок на конюшню тащить, и десяток плетей всыпать, но «кого другого» здесь и сейчас в мастерской просто не было. Только проверенные воины и проверенные слуги. Конечно, вся информация о произошедшем через час облетит все помещения замка, но всё равно работать лучше с теми, кто в этой жизни что-то понимает и ценит. А остальные… Не их это дело. Граф жив, вот что главное, никого из них не сошлют в деревню за ненадобностью, не продадут на рудники и не отправят на поселение в Приграничье. Вот это — главная новость, а не что брат с сестрой.

— Они одарённые! О-да-рён-ны-е, корова ты эдакая! — гаркнул он. — Откуда ты знаешь, что как-то по-другому можно было?