Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужчины ходили вокруг, я следила за их тенями. Было страшно шелохнуться, страшно дышать. Я боялась привлечь к себе внимание — спровоцировать их на что-нибудь.
Не двигалась, еле живая от страха. Склонила голову и застыла, не мигая глядя в серый бетон и слушала, как они ходят, стуча подметками ботинок.
Эти двое, кажется, наслаждались моей беспомощностью. Разглядывали со смешками.
— Как зовут? — спросил один из них.
— Дина, — пролепетала я, точно не зная, что лучше — молчать или отвечать на вопросы.
— А дальше?..
Я не успела назвать фамилию — дверь распахнулась. Моей тощей спины и выпирающих позвонков коснулся сквозняк. Я боялась обернуться и не знала, кто пришел, зато узнала голос.
— Привет, курочка.
Я зажмурилась, под ложечкой возникла почти боль — так мне стало страшно. Тот самый, бритый… Раз он здесь, то Эмиль уже должен приехать, только меня не торопились ему отдать.
Он обошел меня, постоял впереди. Я не рискнула поднять головы и лишь краем зрения видела перед собой ноги, обтянутые черными джинсами и дорогие военные ботинки.
— Эмиля давно знаешь? — спросил он.
— Нет-нет, — я затрясла головой, уловив шанс уйти невредимой. — Пару дней назад познакомились… В клубе… Не помню, как его… «Фантом»?
Почему-то казалось важным вспомнить название. Как будто этими незначительными деталями я его отвлеку.
— Самойлова Глеба знаешь? Эмиль о нем говорил?
Я снова замотала головой. Он вроде шел на контакт и голос не злой. Может, удастся выпросить простынь обратно? Я робко подняла взгляд, но было так страшно… Я уставилась на пряжку ремня, которая тускло блестела в местном свете, и выше не смогла.
Взгляд притянуло к боку — за ремнем был пистолет Эмиля. На фоне черной футболки он слабо бросался в глаза.
— А что говорил? — руки уперлись в бока и он раздраженно наклонился ко мне, страшно нависая сверху. Пальцы правой руки легли неподалеку от рукоятки пистолета.
— Ничего, — прошептала я, понимая, что это не этот ответ ждут. — Мы отдыхали вместе…
Я могу рассказать, как варить кофе и делать Эмилю минет. Но мне кажется, меня пристрелят, если я поделюсь этой информацией.
— Отдыхали… Ну посмотрим! — я чем-то его разозлила. — Твою мать, отдыхали они. Чё он поехал за тобой, если просто отдыхали вместе, я спрашиваю?
Бритый обошел меня кругом.
Было страшно и холодно сидеть перед ним на бетонном полу, но несмотря на то, что я его взбесила, во мне вспыхнула надежда. Он за мной приехал… Верю, что Эмиль поможет. Все мысли были заняты им.
И они не знают, кто я. Если повезет, отпустят.
— Ну и что ты расселась, красавица? — спросил бритый.
Я насторожилась, не понимая, о чем речь. Их мой вид обрадовал, словно я сделала незапланированный подарок.
Бритый резко схватил меня за локти. Заставил привстать на колени, голую и напуганную тем, что теперь они могут рассматривать мое тело.
— Не надо, — заныла я, но меня за волосы подтащили к стене.
Я не понимала, за что надо мной издеваются.
— Не понимаешь, что от тебя хотят? — проорал он, тыкая меня лицом в холодную стену. — Мордой к стене! Руки за голову! Давай, поднимай!
Он силой попытался заломить руки, сложить на затылке, как делал Эмиль. И был так груб, что везде, где касался, вспыхивала боль.
— Я ничего не сделала! — разрыдалась я.
Я получила удар по пояснице и ноги чуть не отнялись от вспышки боли. Меня впечатали в стену ногой. Я едва успела отвернуться, чтобы не врезаться носом. От стены несло стройкой, холодом и пылью. Подошва военного ботинка бескомпромиссно давила на позвоночник. Меня трясло от боли и холода.
— Руки не опускать, — велел бритый. — Опустишь — получишь по морде. Заорешь — тоже. Отдыхали они вместе… Тебя, суку, из-под него вытащили! Так что отвечать будешь вместе с ним!
Сначала я более-менее держалась.
Все началось с пульсации в коленях. Кожа покраснела и ныла, но хуже всего была боль в костях — унять ее было невозможно, как ни ерзай на полу. Напряжение охватило плечи и руки. Мышцы постепенно отвердели. Бицепсы ныли, а спину будто стиснули стальные раскаленные обручи.
Эта боль, когда мышцы ноют от измора — она невыносима. Затем пришла дрожь. Меня трясло не от страха, не от холода — от изнуряющей усталости.
Я выстояла около часа, прежде чем пошатнулась.
— Руки не опускать! — меня ударили между лопаток. От неожиданности я стукнулась лбом об стену. В голове зашумело и помутилось, как от тяжелого похмелья.
Я была на пороге обморока и даже не заметила, что непроизвольно опускаю руки. Я крепче сцепила их на затылке, чтобы избежать новых ударов.
Где Эмиль? Почему так долго?
Пытаясь расслабить шею, я уперлась лбом в стену, и тихо, обреченно заплакала. Слезы текли по лицу, пропитывая соленой влагой дрожащие губы. От жажды они пересохли и спеклись. Слезы даже стали облегчением.
— Пожалуйста, — забормотала я.
Боль в плечах становилась нестерпимой. Кости словно заменили раскаленным железом.
Они втроем ходили позади. Лампа в дешевом металлическом плафоне тоже осталась сзади и тени падали на стену. Из-за этих теней и плохого освещения бетон казался черным.
— Пожалуйста, — повторила я.
Плечи свело, я непроизвольно дернула руками. Слева сразу же прилетел удар. Хлестко, больно задел нос и я гнусаво вскрикнула. На губы хлынула кровь, чья-то рука лбом прижала меня к стене.
— Руки на виду, — процедил бритый. Пальцы до скрипа сжались на волосах, он мучительно-медленно надавил на затылок, впечатывая голову в кирпич.
Я крепко зажмурилась, открыла рот, но удержалась от крика. С таким удовольствием боль причиняют лишь садисты, лучше не провоцировать. Я вновь сплела на затылке пальцы. Как бы ни было больно плечам, надо потерпеть… Потому что, если за каждую попытку меня ударят, долго я не продержусь.
А мне нужно дождаться Эмиля.
— То-то же, — бритый отступил на шаг.
Кожа головы горела, после того, как меня таскали за волосы.
Надо продержаться. Эмиль поможет, я верю. Мы с таким удовольствием занимались любовью эти дни. Он меня не бросит. Не бросит, если ему не скажут, кто я на самом деле.
А этот бритый… Я поняла, за что он мучает меня — он Эмиля ненавидит. Отыгрывается на мне, пока может — не меня он пытался унизить, а его. Мстит врагу. Считает, что я Эмилю не безразлична и отрывается.