— Это всяко лучше, чем быть женой сумасшедшего судьи!

Вот скажите, пожалуйста, откуда она узнала-то?! Что судья делал мне предложение? И нечего называть его сумасшедшим! Он размышляет гораздо лучше тех, что считают себя самыми нормальными и умными.

Я наговорила бы кучу резкостей старухе, которая лезет не в своё дело, но тут позади нас раздался нежный голосок:

— Добрый вечер, хозяюшка! Добрый вечер, сударыня Жонкелия!

Мы с мамашей Жо так и подскочили, но это была всего лишь Сюзетт Квакмайер — в платочке, повязанном под подбородком, и с корзинкой в руках.

— Вы прямо подкрались, дорогая Сюзетт, — заметила я, недовольная, что девица могла услышать ворчание Жонкелии по поводу господина судьи.

— Я поздоровалась с вами, но вы не сразу услышали, — она улыбнулась, и я снова подумала, что рот у неё широковатый.

— Мы провожали господина графа, — хмуро сказала мамаша Жонкелия.

— Господин граф приезжал молоть зерно? — спросила Сюзетт вполне невинно, но я сразу насторожилась.

Жизнь в Тихом Омуте к приветливости не располагала, и поэтому улыбчивая дочь лавочника хороших чувств у меня не вызвала.

— Вы тоже насчет зерна? — проигнорировала я её вопрос.

— Нет, — покачала она головой и протянула мне корзинку, — принесла вам гостинец от матушки — здесь имбирное печенье и несколько яблочек для вашего ослика.

— Благодарю, — сказала я, не торопясь брать корзину.

— И ещё хочу пригласить вас и матушку Жонкелию в воскресенье на свадьбу моей кузины. Приглашена вся деревня, отец позвал городских музыкантов, а дядюшка Себастиан купил десять бочек пива.

— Богато собираетесь праздновать, — согласилась Жонкелия и взяла корзину. — Мы придём с удовольствием. Поклон и тысячу благодарностей вашей матушке.

— Мы подумаем, — сказала я ледяным тоном. — Какая жалость, что как раз на воскресенье у меня назначена встреча с графом. А его светлость не любит, когда планы меняются.

— Свадьба будет до утра, — сказала Сюзет, пристально глядя на меня. — Вы же с господином графом не всю ночь беседовать собираетесь?

— Кто же их разберёт, — ядовито заметила Жонкелия. — Господа — они такие, очень говорливые.

— По-моему, мамашенька, это вы — слишком говорливая, — огрызнулась я. — И всё не по делу.

— А в пятницу у нас девичник, — как ни в чём не бывало продолжала дочка лавочника. — Может быть вы, хозяюшка, тоже придёте? Соберутся все незамужние девушки…

— Ну я, как бы, уже не девушка, — возразила я.

Пятница! В придачу к шабашу мне ещё девичника не хватало. Кто знает, как там надо вести себя на девичниках. Только-только я освоилась на мельнице, и надо опять выходить из зоны комфорта, тащиться туда, где сборище народу, и надеяться, что не скажу чего-нибудь лишнего? Нет, наши благодарности — но нет.

— Конечно, вы не девушка! — засмеялась Сюзетт, показав ямочки на щеках. — Но вы сможете дать Клариссе парочку советов, как вести себя с мужем в первую брачную ночь. И мы тоже послушаем.

— Да пойдёт она, пойдёт, — заявила мамаша Жонкелия. — Это она так ломается, для вида. Будет в пятницу, как миленькая.

— Вот и хорошо, — Сюзетт склонила голову к плечу, рассматривая меня очень благожелательно.

Как мне показалось — слишком благожелательно.

— Вам всё равно надо развеяться, — дочка лавочника потянулась погладить меня по руке, но я сделала вид, что именно в этот момент мне понадобилось поправить волосы.

Не знаю, поняла Сюзетт или нет, что мне неприятны её прикосновения, но продолжала она всё тем же сочувственным тоном:

— Мы видели, как вам было плохо после смерти мужа. Но жизнь продолжается, верно? И вам надо немного повеселиться.

— Благодарю за заботу, — проворчала я, с облегчением наблюдая, как карета графа исчезает за поворотом дороги.

Это давало хоть какую-то передышку. Кто знает, что там произойдет с донной Анной? Вдруг приворотное зелье потеряет свою актуальность?

— Жаль, что хозяин Бриско больше не с нами, — вздохнула Сюзетт. — Он так славно пел свадебные песни. Особенно эту, про курочку… Может, вы её споёте, хозяйка?

Разговор нравился мне всё меньше и меньше. И само приглашение тоже не нравилось. А вдруг Сюзетт — одна из ведьмочек, которые собираются на моей голубятне?.. А вдруг — нет? И её слова — только слова, безо всякого тайного смысла?

— Не думаю, что сейчас время для песен, — сказала я.

— Ну так не пой, а просто сходи, — мамаша Жо взяла корзину с гостинцами под мышку и пошла в дом. — Посмотришь, как другие веселятся.

— Мамашенька… — начала я угрожающе, но Сюзетт Квакмайер мягко перебила меня.

— Не отказывайтесь, хозяйка, — сказала она, теребя ленты чепчика. — Вы целый год жили затворницей. Приходите, будем вам рады.

Она попрощалась и пошла в деревню, помахивая время от времени мне рукой. Я тоже помахала в ответ, хотя и без энтузиазма. До пятницы ещё далеко, но нечисть, похоже, притащилась на мельницу уже сегодня.

Вечером этого жедня госпожа Анна вернулась на мельницу в компании трех сундуков. Сундуки выгрузили из графской кареты, и двое наших работников потащили их на второй этаж, в приготовленную для благородной гостьи комнату. Жонкелия суетилась, как пчёлка, устраивая даму со всеми удобствами, а я простояла молча, хмуро глядя, как госпожа Анна выкладывает из сундуков тончайшее шелковое белье, пушистое шерстяное одеяло, пуховые подушки, домашние туфли, обшитые мехом. На грубом столе появилось зеркало в резной раме, медный подсвечник, начищенный до блеска, в котором красовались фигурно отлитые восковые свечи, а в уголке красовался фарфоровый ночной горшок, расписанный фиалками и незабудками.

— Надеюсь, вам будет здесь удобно, госпожа, — мамаша Жо не знала, как помочь нашей гостье — порывалась застелить постель, смахивала с подоконника пылинки, хотя только полчаса назад носилась тут с тряпками и веником. — Здесь самая уютная комната, и окна — на восток. Утром солнце заглянет к вам первой, а как щебечут на заре птицы!..

— Я привезла шторы, — с мягкой улыбкой осадила её донна Анна. — Не поможете ли повесить? Врачи советуют мне спать по утрам подольше.

Лицо Жонкелии вытянулось, и она забормотала, что сейчас же позовёт работников, чтобы позаботились о шторах.

— Нет, спасибо, — ещё мягче произнесла гостья, — мне бы не хотелось видеть посторонних мужчин в моей комнате. Может быть, ваша милая невестка поможет мне?

Мамаша Жо растерянно оглянулась на меня, но я покачала головой с самым решительным видом.

— Сожалею, госпожа, — сказала я, скрестив на груди руки, — но я — мельничиха, а не плотник. Не хотите помощи от наших работников — разбирайтесь со шторами сами.