– А ведь проклятие, что наложил цыган, так и не снято, –промолвил он под неодобрительным взглядом священника.

Петрус заинтересовался. Священник стал говорить что-то онеразумных прихожанах, рассказывающих нелепые басни, которых церковь непризнает. Но хозяин продолжал:

– Перед смертью цыган сказал, что самый юный из жителейнашего городка унаследует его бесов, которые вселятся в него. А когда этотмладенец вырастет, состарится и умрет, бесы перейдут в тело другого младенца. Итак – до бесконечности.

– Почва у нас такая же, как во всех других городках вокруге, – сердито проговорил священник. – И от засухи мы страдаем, как и все. Акогда в других местах хороший урожай, то у нас тоже полны закрома. У нас неслучается ничего такого, чего не было бы в любом другом местечке вокруг. Такчто вся эта история – полный вздор!

– Не случается, потому что мы отгородились от проклятия, –возразил хозяин бара.

– О! Тогда позвольте нам на него взглянуть! – сказал Петрус.

Священник усмехнулся и сказал, что это просто так говорится,а хозяин осенил себя крестным знамением. Но ни один из них не сдвинулся сместа.

Петрус оплатил счет и продолжал настаивать на том, чтобыкто-нибудь проводил нас к человеку, на которого пало проклятие. Тут священникизвинился и сообщил, что его ждут неотложные дела в церкви. Он исчез такбыстро, что никто не успел произнести ни слова.

Хозяин испуганно взглянул на Петруса.

– Не бойтесь, – успокоил его мой проводник. – Покажите намтолько дом, где гнездится проклятие. А мы попытаемся избавить город от него.

Хозяин вышел вместе с нами на пыльную, залитую сияющимпослеполуденным светом улицу. Он проводил нас до окраины городка и указал надом, что стоял в стороне от других едва ли не на обочине Пути.

– Передаем сюда еду, одежду, все, что нужно, – извиняющимсятоном произнес он. – Но даже наш падре сюда не заходит.

Мы попрощались с ним и направились к дому. Хозяин постоялнемного, думая, наверно, что мы пройдем мимо. Но Петрус решительно приблизилсяк дверям и постучал. Я оглянулся – хозяин бара исчез.

Отворившей нам старухе на вид было лет семьдесят. Рядом сней вилял хвостом, будто радуясь гостям, огромный черный пес. Хозяйкаосведомилась, чего надо, прибавив, что сейчас занята стиркой и стряпней. Онавроде бы и не удивилась нашему приходу. Я предположил, что многие изпилигримов, ничего не знающих о проклятии, должно быть, не раз стучали в этудверь в поисках крова.

– Мы паломники, идем в Компостелу. Нам нужно немногокипятка, – попросил Петрус. – Я знаю, вы не откажете нам.

Старуха с недовольной миной открыла дверь и впустила нас вдом. Мы прошли в маленькую гостиную, чистую, но бедно обставленную. Тут имелисьдиван с драной обшивкой, комод, стол с пластиковым покрытием и два стула. Накомоде стояло изображение Святого Сердца Иисусова, образы некоторых святых ираспятие, сделанное из кусочков зеркала. В комнате было две двери, одна изкоторых, как я понял, вела в спальню. Хозяйка с Петрусом прошли через другуюдверь на кухню.

– У меня есть кипяток, – сказала она. – Я налью вам его вочто-нибудь, и ступайте своей дорогой.

Я остался наедине с огромным псом. Тот повиливал хвостом,вел себя смирно и был явно доволен жизнью. Тут вернулась старуха, неся какую-тостарую жестянку с водой, которую она попыталась вручить Петрусу.

– Вот кипяток! Идите с Богом!

Но Петрус не двинулся с места. Он достал из рюкзака пакетикзаварки, бросил его в кипяток и сказал, что хотел бы угостить хозяйку чаем вблагодарность за гостеприимство.

Старуха с большой неохотой принесла все же две чашки и селаза стол вместе с Петрусом. Продолжая разглядывать пса, я прислушался к их беседе.

– Мне сказали в городке, что на этом доме лежит проклятие, –весьма светским тоном начал Петрус.

При этих словах глаза у собаки сверкнули, словно она поняла,о чем речь. Хозяйка тут же поднялась из-за стола.

– Это ложь! Старый предрассудок! Пожалуйста, допивайтепоскорее свой чай, у меня еще уйма дел по дому.

Пес почувствовал, что настроение хозяйки изменилось. Онзамер и навострил уши. Однако Петрус продолжал сидеть как ни в чем не бывало.Медленно поднес ко рту чашку с чаем, но, так и не притронувшись к ней, поставилобратно на стол.

– Очень горячо, – сообщил он. – Пусть немного остынет.

Но старуха не стала опять садиться за стол. Было видно, чтоона сильно тяготится нашим присутствием и сожалеет, что вообще пустила нас напорог. Заметив, что я не отрываю взгляда от пса, она подозвала его к себе. Тотподчинился, но, подойдя к ней, обернулся и вновь уставился на меня.

– Вот почему твой Вестник вселился вчера в мальчишку. Именнопоэтому, – сказал Петрус.

Внезапно я понял, что это не я смотрю на пса. Это он, едва яступил за порог, гипнотизировал меня, не давая отвести глаз. Это пес глядел наменя и заставлял выполнять свою волю. Я почувствовал какую-то сильнейшуюистому, меня стало клонить в сон, захотелось прилечь на этом ободранном диванеи заснуть, а не тащиться по жаре дальше. Все это было так странно, и ячувствовал, что вот-вот попаду в какую-то ловушку. А пес смотрел на меня всетак же пристально, и чем дольше он смотрел, тем больше мне хотелось спать.

– Ну-ка, выпей, – сказал Петрус и протянул мне чашку с чаем,– раз сеньора хочет, чтобы мы не засиживались.

Чуть поколебавшись, я все же сумел взять чашку, и глотокгорячего чая немного привел меня в чувство. Я собирался что-то сказать,спросить, как зовут эту собаку, но голос мне изменил. Нечто такое, чему Петрусникогда меня не обучал, проснулось и начало властно проявляться во мне. Я вдругощутил неудержимое желание говорить. Произносить неведомые слова, смыслакоторых я сам не понимал. Мне подумалось, что Петрус, должно быть, что-топодмешал в чай. Очертания окружающих предметов начали расплываться, и я с трудомпонимал, что старуха, обращаясь к Петрусу, настойчиво требует покинуть ее дом.На меня нахлынуло странное, безотчетное ликование, и я решил все-такипроизнести вслух те незнакомые слова, что приходили ко мне в голову.