Нэнси обхватила запястья Генри и попыталась освободиться. Отболи на глаза у нее боли навернулись слезы, но она продолжала храбро улыбаться.

— Дорогой, тебе правда так нужно мое плечо? Оннепонимающе взглянул на нее, машинально убрал руку и, когда она чуть погодявзяла его под локоть, опять не заметил этого. Все его внимание поглощала Сибил.

— Вы видите, как танцует Шут? — настойчивопереспросил он.

Аарона начала бить нервная дрожь. Он прижал пальцы ко рту,словно пытаясь совладать с руками и голосом. Сибил смотрела на стол, незамечая, что происходит с их хозяином.

— Похоже, что так, — сказала она. — Или ячто-то путаю?

Генри предпринял отчаянное усилие. Он повернулся к Нэнси.

— А ты ее видишь?

— По-моему, она в центре, — ответиладевушка. — И она не двигается… ну, то есть не совсем…

— Пожалуйста, выражайся яснее, — почти грубопотребовал Генри.

— Да она вообще не двигается, — вмешался м-рКенинсби. — Она сработана основательно, скажу я вам; тигр совсем какживой. Впрочем, и Шут тоже, любезно добавил он.

— По-моему, она не то, чтобы двигается, —попыталась объяснить Нэнси. — Просто у меня такое ощущение, словно я жду,что она сейчас начнет двигаться. Но она все-таки стоит на месте.

— Откуда же тогда твое ощущение? — допытывалсяГенри.

— Не знаю, — сдалась Нэнси. — Может быть, этопотому, что тетя Сибил сказала. Вот мне и показалось, что так и должно быть.

— Так, — подвела итог Сибил, — приехали. Развы все говорите, что она не двигается, значит, так оно и есть. Наверное, смоими глазами приключился танец святого Витта или что-то в этом роде. Но мнедействительно кажется, что Шут перемещается по всему полю.

В комнате повисла глубокая тишина. Спустя минуту ее нарушилголос Нэнси.

— А что вы имели в виду, когда говорили огаданиях? — она обращалась к Аарону, но ответа ждала от Генри.

Оба, и дед, и внук, словно только теперь вспомнили о еесуществовании. Но старик уже не мог говорить, он только смотрел на внука.Какой-то миг Генри, казалось, не знал, что ответить. Но настойчивый и преданныйвзгляд Нэнси взывал к нему, и промолчать было невозможно.

— Что же, я постараюсь объяснить, — сказалон. — Именно здесь можно по-настоящему предсказывать судьбу. Позволит линам твой отец воспользоваться его колодой?

Прежние подозрения м-ра Кенинсби разом всколыхнулись, ноотказать он не рискнул.

— Ну, раз вам так хочется, — сказал он. —По-моему, толку не будет, но поступайте, как знаете. Нэнси, сходи, принеси, ониу меня в портфеле.

— Сейчас, папа, — кивнула Нэнси. Генри сделалдвижение, словно собираясь последовать за ней, но она остановила его. — Ненадо, милый. Я мигом, а ты лучше побудь здесь.

Тень расставания мелькнула между ними, и Нэнси вдругзабеспокоилась, как бы даже короткая физическая разлука не повлекла за собойразлуки душевной. Генри, опасаясь оставить Аарона наедине с м-ром Кенинсби,согласился.

— Не задерживайся, — тихо сказал он, а она в ответпрошептала: «Да как же я смогу?» и умчалась.

Торопясь в комнату отца, она размышляла над тем, почемуСибил не увидела Шута и почему ей самой фигурка показалась странно вибрирующей.Так вот что Генри имел в виду! Значит, он рассказал ей еще не все и, наверное,скоро объяснит и остальное. Но при чем здесь Шут и почему для него так важно,движется он или нет? Интересно… Не так уж часто четверо видят какую-то вещьнеподвижной, а пятому кажется, что она танцует. Вот если бы кто-нибудьпосмотрел сейчас на Нэнси, подпрыгивающую от нетерпения, смог бы он сказать,что она стоит на месте? Иногда, правда, возникают странные ощущения, как вчера,например, в автомобиле. Но это же только видимость, а не сам вид, так сказать.Никто еще не встречал неподвижный автомобиль, мчащийся по дороге.

Она отыскала карты Таро и поспешила обратно, думая теперь отом, как послушно она делает все, что нужно Генри. Ей вдруг захотелось так жепослушно делать что-нибудь и для отца. Но это отец… Он ведь сам виноват, развене так? Ах, если бы она могла не только делать что-то, но и чувствовать себяпри этом счастливой! Не может? Может? Запыхавшись скорее изнутри, чем снаружи,она снова оказалась в комнате, где на столе бесконечно переливался золотистыйтанец.

Она прошла за портьеры и, оказавшись в мягком расходящемсясвете и снова услышав слабый музыкальный звук, почувствовала, как изменилосьсостояние троих людей, ожидавших ее. Генри и м-р Кенинсби стояли рядом, словнотолько что оборвали разговор, и смотрели друг на друга отнюдь не дружелюбно.Она тут же сообразила, что произошло видимо, Генри сам решил поднять вопрос оприобретения карт. А отец с обычным своим упрямством, которое даже вполнеразумные его поступки превращало в неразумные, конечно же, отказал. Несомненно,карты принадлежали ему, но манера держаться придала формальной правоте смыслоскорбления. Так серьезно относиться к самому себе — это и значит оскорблятьвсех остальных. Нэнси почувствовала, что мысль правильная, хотя и не смогла ееотчетливо сформулировать. Своей непреходящей обидой отец бросал вызов всейчеловеческой расе, он словно постоянно ожидал, что даже старшие дети младшихсыновей пэров вот-вот посягнут на его привилегии, наступят ему на пятки. Такимоскорбленным и негодующим Нэнси и застала его, войдя в комнату.

Она вошла так стремительно, что прервала обмен репликами наполуслове. Аарон и Сибил внимательно следили за ходом дискуссии и с облегчениемвстретили ее появление.

— Ну вот и мы, — объявила Нэнси. — Генри, всетак здорово.

Ничего хорошего, тут же поняла она. И вообще ее «здорово»совершенно не годилось для этой комнаты, движущихся фигурок, странной колоды унее в руке, совершившей чудо с землей, и уж тем более не подходило это словодля описания враждебности на лицах отца и Генри, встревоженного взгляда старогоАарона и непоколебимого восприятия тети Сибил. Нет, слово решительно негодится, но раз другого нет, сойдет и это.

— Ну, кто первый? — она протянула колодуТаро. — Папа? Тетя? Или вы, мистер Ли? Аарон отвел колоду рукой.

— Нет, нет, — торопливо проговорил он. — Ониваши, лучше уж кому-нибудь из вас.

— Только не я, увольте. Я совершенно не склонен кподобным удовольствиям. — М-р Кенинсби сердито засопел и отвернулся.

Сибил отказалась от колоды молча.

— Тетя, ну пожалуйста! — Нэнси вдруг ощутила, чтоесли тетя примет участие в игре, будет как-то безопаснее.

— Я действительно не хочу, Нэнси, только необижайся, — голос у Сибил был извиняющийся, но непреклонный. —Слишком уж это напоминает попытку выведать чужую тайну.