это очень не нравится.��– Э?��– Вот именно, польской разведке известно о 587-м. Не знаю откуда, но очевидно, что у них есть агент либо в нашем посольстве, причем на очень высоком уровне, либо в русском Генштабе. А может быть, и там, и там. Но первое меня сейчас не слишком заботит. Поляки – наши друзья, и мы фактически работаем против русских вместе. Разумеется, в допустимых пределах. А вот второе… Если поляки знают о 587-м из русского Генштаба, это значит, о нем, а точнее, о том, что он передает нам информацию, знает еще кто-то. Вы понимаете логику моих заключений? – и Ватануки сделал губами еле заметное движение, которое Накаяма истолковал правильно. Он протянул руку к столу, не глядя нащупал портсигар и спички и передал европейскому гостю. Тот благодарно кивнул и задымил душистой голландской папиросой.��– Если я правильно понял Ватануки-сан, вполне возможно, что агент 587 работает под контролем русских. А кто-то из этих русских связан с дефензивой. Поэтому полковник… – Накаяма напрягся, но наконец выговорил: – Гуридзибофусуки знает о 587-м.��– Совершенно верно. – Ватануки выпустил колечко дыма и надолго замолчал. Молчал и его собеседник. Докурив, Ватануки встал, Накаяма легко поднялся следом. Ватануки вернул ему портсигар и спросил: – Вы знаете, почему у него такой псевдоним – 587?��– Нет. Я принял его уже с закрепленной кличкой.��– Он был завербован нами в 1927 году по европейскому летоисчислению или…��– В 2587 от основания империи божественным Дзимму!��– Вот именно. Странно, что вы раньше не догадались. А теперь подумайте, что будет, если…��– Если агент 587 – подстава русских… Да, это неприятно.��– Неприятно нам с вами будет делать харакири. Да и то я не уверен, что нас признают достойными этого. Хотя… возможно, все не так плохо.��– Вы о харакири?��– Я о 587-м и информации поляков. Дефензива панически боится ОГПУ. Или как теперь – НКВД? В любом случае, боится. А, как известно, на пепелище нечего углей бояться.��– Русские говорят: «Пуганая ворона куста боится».��– Да? Это интересно. Запишите мне, не сочтите за труд, я подумаю над этим выражением. Но, возвращаясь к полякам: у меня есть ощущение, что они боятся русских изначально, сразу. По определению. Это какой-то дикий физиологический страх и ненависть лисицы к охотничьей собаке. Ну, или в русском варианте пусть это будет медведь. Это неважно, ибо у медведя есть соперник посерьезнее – дракон! И лисица его не интересует. Она глупо верит в свою значимость и пытается всех зверей в лесу убедить, что медведь преследует именно ее. Это не хорошо и не плохо. Такая паранойя может быть даже очень полезна. Иногда, в исключительных случаях. Но чаще она мешает. Параноик может выдавать мнимую, выдуманную угрозу за действительную. Из разговора с полковником…��– Гржибовским! – легко и быстро выговорил военный атташе, и Ватануки удовлетворенно кивнул:��– У вас блестящая память, подполковник Накаяма. Полковник Гржибовский не стал мне называть свой источник в Генеральном штабе красных, это, в конце концов, естественно – уметь хранить свои секреты. У меня создалось впечатление, что мнение дефензивы о подставе основано на сверке наших секретных докладов о численности и возможностях Красной армии. По польской версии получается, что красные совсем не так сильны, как кажется нам в Токио, и в числах эта разница разительна. При этом поляки убеждены, что именно их данные точны, а наши – дезинформация русских.��– Что же вы предлагаете делать?��– Прежде всего, я хочу лично встретиться с агентом 587. Да, я знаю, что это весьма затруднительно. Но это совершенно необходимо осуществить в самое ближайшее время. Я хочу побеседовать с агентом лично. Это приказ. И это и есть тот второй важнейший момент, о котором я говорил в самом начале.��– Хорошо. А что же скрывается под третьим пунктом?��– В шифровке, благоразумно переданной вами лично с майором Нагаки, встретившимся со мной в Лондоне, говорилось о некоем «красном японце», представляющем серьезную угрозу для нашей миссии. Откровенно говоря, я не понял, что это значит.��– Это значит, Ватануки-сан, что по имеющейся у меня информации, в НКВД против нас действует опытный контрразведчик восточной наружности. Несколько его агентесс, а все русские женщины в нашем посольстве здесь работают на НКВД, в пьяном виде проболтались, что передают принятые от нас подарки именно ему. Причем, как бы пьяны они ни были, имени его они не называют. Просто «наш японец», и всё.��– Занятно. «Наш» значит «красный»? Занятно… А почему вы думаете, что он работает против нас? Может быть, просто мэцукэ – надзирающий от НКВД? Собирает заграничное барахло, которое мы дарим этим проституткам (кстати, вы ведете учет?), защищает их от милиции и передает начальству? И никакого отношения к контрразведке он не имеет.��– Очень надеюсь, что это именно так. Но моя интуиция, моя хара подсказывает, что это очень опасный человек. Уж очень эти русские �бабы�, – это слово Накаяма выговорил по-русски, но Ватануки, похоже, прекрасно понял, – его боятся.��– Что ж. Это сходится с моими планами. Здесь, в Москве, у нас есть агент, которого не знаете даже вы. Не волнуйтесь, это не от неуважения к вам. Мы всего лишь вывели его из-под удара после провальной истории с Меморандумом. Он японец, мой друг детства. Мы не виделись с ним с 1917 года, со времен этого ужасного переворота в России. – Ватануки трагически помолчал. – Сейчас он на консервации, связь с ним временно прервана, и нет даже пароля для ее восстановления.��– Как же снова выйти на него? Ведь нужен пароль.��– Нет. Пароль не нужен. Для того чтобы выйти на связь с этим человеком, мне пароль не нужен. Мы не просто друзья детства. Мы учились в одном интересном месте, а такое не забывается. Никогда. Кстати, когда вербовали 587-го, именно этот агент подтвердил ценность и незамутненность этого хрустального источника информации. Так что теперь самое время разобраться до конца. Ну если этот «красный японец» действительно японец, то наш агент наверняка его знает. У него огромные связи в этом мире.��Накаяма вопросительно уставился на Ватануки. Тот благосклонно кивнул и показал глазами на бутылку. Военный атташе схватился за нее и, почтительно придерживая за донышко, налил инспектору, а потом себе.��– Я назову вам его имя, Накаяма-сан. В знак того, что вы пользуетесь абсолютно неограниченным кредитом доверия не только у Второго отдела, но и лично у меня. Этот человек работает в Московском институте востоковедения. Русские думают, что он кореец. Его зовут Чен. Профессор Арсений Тимофеевич Чен.��Арсений Тимофеевич Чен – профессор Московского института востоковедения, как верно охарактеризовал его легальное прикрытие подполковник Ватануки, в это самое время был далек от востоковедческих штудий. Вернувшись с Белорусско-Балтийского вокзала домой, он переоделся в свой обычный элегантный, даже несколько пижонский костюм. Придя на кухню, выпил стакан воды, набил и выкурил трубку. Долго сидел перед окном, пытаясь понять, что ему делать дальше. На