одна комната.��– Самое простое из всего списка – сверток. Если не ошибаюсь, два года назад, вы передали мне просьбу вашего «знакомого» о ткани. Хорошей парижской ткани для костюма. Я не стал спрашивать, кто ваш знакомый, а просто исполнил вашу просьбу. Не так ли? – Курихара теперь еще и говорил по-русски очень правильно и почти без акцента. Только в самых трудных местах останавливался и подбирал слова, но от этого речь его стала только еще более убедительной, слова падали как камни, и не согласится с ним было невозможно.��– Я подарил вам эту ткань: взамен вы не дали мне ничего.��– Я предлагала вам деньги!��– Бросьте. Вы прекрасно знаете и… нан дакэ… прошедшее время… знали, что деньги мне не нужны. У меня есть деньги, и много больше, чем у вас. Если они у вас вообще есть. Я хотел от вас другого.��– Все от меня этого хотят, – криво усмехнулась Любовь.��– Разве это плохо?��– Это отвратительно! Я не проститутка!��– Перестаньте. Все женщины – проститутки. И не вздумайте… нан дакэ… замахнуться на меня. Мы взрослые люди и говорим прямо. Все, да, все проститутки. Особенно в вашем положении. Вы хотите хорошо жить, но ничего не умеете делать.��– Я знаю четыре языка.��– Вам за это платят четыре раза? Что толку от ваших языков? Вы преподаете иностранцам русский, но ведь за это, кажется, дают только небольшой оклад. Вы могли бы пойти на завод или, скажем, в этот, как его… Метрострой. Однако вы почему-то так не делаете. Вы сознательно идете на работу, где каждый день по много часов остаетесь один на один с красивыми, воспитанными, довольно состоятельными мужчинами, живущими в вашем городе без женщин. Вы удивляетесь, что к вам относятся как к женщине? Но ведь вы не комсомолка. От вас не воняет портянками, а пахнет хорошими французскими духами (кажется, это подарок Накаяма-сан?). Вы не носите эту глупую красную косынку, а ходите в шляпке, которую тот же Накаяма-сан привез вам из Праги. Что вы удивляетесь? Да, подарил я, но вы же помните, что я тогда никуда не выезжал из Москвы. Я попросил его, и он мне оказал эту услугу. Разве вас это не устраивало? Вы сами выбрали свой путь. А путь в жизни – это очень важно. Путь – это всё.��Любовь Вагнер устало опустилась на скамейку. Японец встал перед нею.��– Все женщины хотят выйти замуж. Но разве все любят своих мужей? Нет, конечно, нет. Иначе не было бы… нан дакэ… разводить! Потому что для женщины не главное есть любить. Женщина хочет спокойно жить, квартиру, хорошую одежду, пищу. Потом родить ребенка, и чтобы этот ребенка тоже был иметь всё. Разве не так?��Любовь лишь сокрушенно покачала головой и отвернулась.��– Это так, Люба-сан, и можете не смотреть в ту сторону. Вы, русские, говорите «стерпеться – слюбиться». Вы действительно считаете после этого, что вы не проститутки?��– Вам не понять. Есть еще любовь.��– Нам понять, потому что есть математика. За два с половиной года вы получили от меня восемнадцать свертков с вашими заказами. Это не считая подарков, которые я делал вам лично, от себя. Накаяма-сан тоже делал. Этих подарков было очень много, но я не буду сейчас говорить о них. Я буду говорить о ваших заказах. Восемнадцать – это много. У нас в Японии даже есть такой банк. Он так и называется – «Банк-18», потому что это много. Я ни разу не спрашивал у вас денег. Я никогда не просил вас подписать какие-нибудь документы. Мы прекрасно понимаем, что это не будет… не было бы хорошо принято вами. Но нам и не надо. Мы вели точный учет, когда, что и почему покупали вам и как вам это передавали. Если мы теперь передадим данные этот учет вашим хозяевам, вы сами знаете, что будет. Им не нужны доказательства в контрабанде, если она получена от иностранных шпионов.��– Сволочь.��– Нет, я на службе, Люба-сан, и прошу не оскорблять меня. К тому же вы не дослушали до конца. А это длинная и непростая история. У нее есть два… две сложности. Во-первых, мы прекрасно понимаем, на кого вы работаете. Мы понимаем также, что это именно ваши начальники приказали вас просить меня об этих… передачах, свертках. Почти всегда это была ткань для мужская одежда или просто мужская одежда. Этого человека зовут Заманилов, не так ли?��Любовь откинулась на спинку скамейки и окаменела.��– Вот видите, мы все знаем, и вам не надо слишком еще раз беспокоиться. Мы с пониманием относились к вашим проблемам и ждем, что вы с пониманием отнесетесь к нашим.��– К вашим?��– К моим личным, Люба-сан. Есть и вторая сложность в этом деле. Да. Вторая сложность – это любовь.��Женщина с удивлением посмотрела в глаза говорившему. Курихара-сан был по-прежнему сух и сдержан. Лишь руки, чтобы не было видно, как дрожат пальцы, он завел за спину, отчего его вид стал еще более внушительным. Теперь он, несмотря на свой не самый высокий рост, просто нависал над женщиной, и объясняться в любви, не теряя достоинства, ему было особенно удобно.��– Да, я хочу сказать, что действительно люблю вашу дочь, Марту.��Мать недоверчиво хмыкнула:��– Хорошо, что хотя бы ее не считаете проституткой. И на том спасибо.��– Спасибо, пожалуйста. Я не считаю ее проституткой, но… Нет. Да. Я люблю ее. Но вы должны понимать, что здесь у вас нет будущего.��– Да, я это понимаю.��– Это очень хорошо. Вы понимаете меня. Я понимаю вас. Это заслуга учительницы русского языка, не так ли? – Курихара несколько натужно улыбнулся. – Что будет ожидать вас здесь дальше? Вы дочь генерала, она… Она очень хорошая девочка, но… Она ведь окончила школу летом и пока нигде не работает?��Любовь Вагнер уже полностью овладела собой и поняла, куда клонит ее собеседник. Она открыла маленький ридикюль, висевший на длинном ремешке через плечо, и достала портсигар. Вопросительно посмотрела на японца. Тот с улыбкой пожал плечами:��– Вы же знаете, что я не курю.��Люба бросила сигареты обратно.��– Курихара-сан, я хочу, чтобы моя дочь была счастлива. С кем, где, как – мне все равно. Понятие «счастливо» определяет все остальные нюансы, мелкие детали, абсолютно всё. Если она может быть счастлива здесь, я буду очень рада. Если же…��– Вы же знаете, мадам Вагнер, что я женат, – вкрадчиво ответил на намек японский журналист.��– А все ваши разговоры по поводу каких-то писем в две строки…��– Три. Письма в три строки. Ни больше ни меньше. Именно три. Вы знаете, мы японцы – люди слова. Если мы что-то обещаем, мы обязательно выполняем свои слова.��– Обещания.��– Перестаньте. Урок русского языка закончился. Действительно, я говорил о письмо в три строки.