Что она и делает.

Рука Лоры соскальзывает с переключателя скоростей и –случайно, конечно же, случайно! – накрывает руку Тинатин.

Тесак. Наверняка у Лоры есть тесак. Кухонная утварь – ееслабость. Из того немногого, что я знаю о Лоре, не касающегося ее дурацкогоХайяо, дурацких статеек и дурацкой бисексуальности: она всегда сжигает выпавшиеволосы в пепельнице и коллекционирует кухонную утварь.

Тинатин и не думает убирать руку.

Но целовала-то она – меня!..

Теперь это не имеет никакого значения. Ревность, банальнаяревность плющит меня по сиденью, швыряет из стороны в сторону (Лора, Лора, тыведешь чужой «Порш» не очень-то аккуратно!), на одной из сторон стоитзадержаться, мне не хотелось бы, но… Кто будет спрашивать о чем-тодвенадцатилетнего сопляка? Я снова кажусь себе сопляком. Двенадцатилетним.Ревность, банальная ревность сделала меня таким, теперь мне легко выпасть изсобственных штанов, рукава рубашки – непомерно длинны, три презерватива можносмело презентовать папаше, хотя – зачем ему презервативы, он и не пользовалсяими никогда; год, когда мне исполнилось двенадцать, тоже прошел под знакомревности.

Я ревновал.

Буча Кэссиди к Санденсу Киду. Санденса Кида – к БучуКэссиди.

«Буч Кэссиди и Санденс Кид». Первая надпись, которую ясделал мелом на задней панели платяного шкафа. Окно с одной стороны, платянойшкаф – с другой, два метра на три, вот и все жизненное пространство, в неговходила еще раскладушка, даже стул не помещался. Потом количество надписейувеличилось, но Буч и Санденс были первыми. Они могли быть какими угодно, нотолько не похожими на папашу. Я так и представлял их – непохожими.

Единственное, чего я не знал тогда, – в фильме оникатались на велосипеде.

– Не громко? – спрашивает Лора у Тинатин.

Очевидно, это относится к музыке, но неумеренное потреблениесоусов приучило Лору к вязким подтекстам: не слишком ли громко стучит моесердце, милый?

– Не громко. Нет.

– Отлично. Нам нужно заправиться. Здесь неподалекубензоколонка.

Бензоколонка и вправду оказывается неподалеку, спустя пятьминут «Порш» торжественно въезжает на нее. Дождь все не прекращается.

– На минуту, Макс.

Лора предлагает мне выйти из машины вместе с ней, вряд лидело касается пистолета, который нужно галантно сунуть в бак, Лора и сама бы сэтим справилась, как справляется уже тысячу лет; ей просто не хочется оставлятьнас наедине друг с другом. Я бы тоже не оставил.

– Собственно, зачем?.. – пытаюсь вялосопротивляться я.

– Мне нужна твоя помощь.

Я снова вижу быструю улыбку Тинатин в зеркале заднего вида.Ситуация ей знакома, подобные ситуации разыгрывались в ее жизни не раз, однимотчаянно влюбленным никогда не ограничивалось, радиус поражения Тинатин намногошире: развороченные животы, расколотые черепа, ранцы, заляпанныекишками, – мародерам и маркитанткам из обоза будет чем поживиться. Тинатини есть главная маркитантка, единственная маркитантка – на всю армию, на всеармии, кажется, я знаю пару десятков войн, которые произошли из-за нее.

– Макс!..

– Я иду.

Я иду за Лорой – не так быстро, как хотелось бы самой Лоре,но гораздо быстрее, чем хотелось бы мне самому. Почти в рапиде мы проплываеммимо парня в промасленном оранжевом комбинезоне; этот местный дурачок,белобрысый, как и положено дурачкам, встречает появление Лоры одобрительнымпосвистыванием. Еще три часа назад я и сам насвистел бы что-нибудь, тема из«Mission impossible» подошла бы, Лора и впрямь ничего себе, мокрая одежда,облепившая фигуру, лишь подчеркивает это. Узкие бедра конченой стервы лишьподчеркивают это.

Забирай их себе, дурачок.

…Укромным это место не назовешь – магазин при заправке,масла, фильтры, газировка и фасованные фисташки, но у Лоры нет ни времени, нижелания искать более подходящий вариант. Она жаждет выяснить отношения здесь исейчас – именно жаждет: губы ее пересохли и даже, кажется, покрылись струпьями,разительный контраст с влажным от дождя лицом, влажными волосами.

– Сейчас ты уйдешь, – говорит мне Лора.

– Ага. Разбежался.

– Сейчас ты уйдешь. По-английски, чтобы не волноватьдевушку.

– Специалист по Англии у нас ты, Лора.

Я не так уж далек от истины, Лора несколько раз летала вЛондон – в период бурного увлечения малоизвестным рок-музыкантишкой, липким,как овечий сыр, концептуальным, как овечье дерьмо; презерватив с овечьейспермой педантично завязывается в узелок и отправляется в мусорный контейнердля органических отходов – из этого Лора выдоила цикл статей «Места и вещи».Вряд ли она помнит об этом. Здесь, в магазинчике при заправке, уж точно непомнит. Тинатин – это не удар по пяткам, как в случае с Хайяо, и не легкий укусво влагалище, как в случае со всеми остальными. Тинатин призвана для того,чтобы разрушить весь организм до основания, разбитое керамическое сердце – лишьвершина айсберга.

Понимает ли это Лора так же, как понимаю я?..

– Я еще большой специалист по выкидыванию с работышелудивых псов.

– Шелудивых псов?

– Таких, как ты, Макс.

Она могла бы и не говорить этого, все и так очевидно,хозяйский «Порш» – на ее стороне, на моей – только небрежный поцелуй Тинатин,но он перевешивает. Он перевесил бы не только «Порш», но и трейлер «Volvo»,груженный пятилетними тиражами «Полного дзэна»; он перевесил бы даже велосипедБуча Кэссиди с Санденсом Кидом и их подружки, а о кино я могу порассуждать и сЖан-Луи в его говеном видеопрокате.

– Ничего не выйдет, Лора. – Я абсолютно спокоен.

– Ты сомневаешься?

– Сомневаюсь, что ты нравишься ей больше, чем я.

Сил в Лоре оказывается немерено, под стать персонажам изкомикса «Супербратья Марио», при желании она могла бы взлететь (Oh!),остановить товарняк (Oops!), опрокинуть третьеразрядный небоскреб (Wow!) – ивсе эти силы направлены сейчас против меня: я оказываюсь прижатым к стойке стормозной жидкостью, правое колено Лоры угрожающе покачивается в двадцатисантиметрах от моего паха, правая рука почти сжимает мне горло.

Ей и бретельки от лифчика не понадобятся.

– Не стой у меня на дороге, Макс.

– Я могу отступить в сторону…

– Так-то лучше.

– …но это не значит, что на твоей дороге… что на твоейдороге окажется она. Что ты вообще там ее обнаружишь.

Загнул так загнул. Как раз в духе незабвеннойфильмнуаровской киношки «Ночь и город», классика жанра, уж не помню, видел ли яее, или мне, как обычно, только кажется, что видел. Для полноты ощущений нехватает только шляпы борсалино. И сильно эрегированного ствола тридцать шестогокалибра.