– Ты прелесть, о-о…

– А ты идиот, – Лора отстраняется, я оказалсянепохож на карабинера.

Или есть другая причина?..

– Теперь ты…

– Я?

– Трахни меня!..

Сиденья в «Порше» раскладываются в течение минуты, «Трахнименя» – еще одна малобюджетная срань, 20 строк в обзоре за декабрь позапрошлогогода, французские инди[20] намного радикальнее штатовских,пистолетное дуло в заднице как вариант альтернативного секса, разнесенной вклочья задницей все и заканчивается.

– Трахни меня!.. Ну же!..

Спущенные брюки и задранное платье – не слишком романтичнодля сюжета «парень встречает девушку». Да и когда Гарри встретил Салли, всебыло совсем иначе. Что ж, ресторанные критики действуют гораздо жестчеофицианток, никакого рассусоливания, никаких мелодраматических соплей, лобок уЛоры выбрит тщательнее, чем выщипаны брови. Девка. Шлюха. Давненько я не трахалшлюх. Должно быть, итальянский карабинер думал о том же.

Я прилипаю к Лориному лобку – подобно тому, каккретиническая магнитная нашлепка прилипает к холодильнику. Остается выбратьподходящий сюжет нашлепки, Микки Маус made in China, Дональд Дак made inTaiwan, динозавр Рекс, слоненок Бимбо, лимон в ковбойской шляпе, апельсин созвездой шерифа, кукурузный початок с наивным взором Мишель Пфайффер, веселаякорова с выменем Памелы Андерсон – «Я занимаюсь любовью лучше, чем готовлю»…Пожалуй, мне лучше всего остановиться на ковбойской шляпе.

Холод внутри Лориного тела обжигает.

Девка. Шлюха.

Ее руки не обвивают мне затылок, глаза ее открыты, но и мои– открыты. С широко открытыми глазами я разряжаюсь в нее, ее спина выгибаетсядугой, так вот как выглядит родео, не потерять бы шляпу. Ковбойскую.

– Как ты? – задаю я Лоре обычный для таких случаеввопрос.

– Я в порядке.

– Тебе понравилось?

– Техника 4:7, артистичность – 4:1.

Вот что будет написано в долбанутом на всю голову «Liveournal»: «Сегодня перепихнулась с коллегой по работе, и что только на менянашло? Техника 4:7, артистичность – 4:1. На международные мы не попадаем.Памятка кающимся: не спите, где работаете, не нарушайте заповедей Христовых. Нопасаран, камарадос! Бандьераросса!»

Leave the comments.

– …Слезай с меня. Разлегся.

– Да. Прости.

Некоторое время мы лежим рядом – задранное платье, спущенныебрюки.

– У тебя маленькие соски, Лора… – говорю я для того,чтобы хоть что-то сказать. – Совсем детские…

– Ты трогал детские соски? Извращенец.

– Когда ребенок был ребенком…

– Заткнись, милый. Тем более что до тебя это ужесказали.

Действительно, сказали. Я и забыл, но вспомнить несоставляет особого труда, Вим Вендерс, педальный конек Парижа и Техаса, я ужене в состоянии отличить кино от реальности, она подкладывается под кадр, какЛора под меня, – и ничего, кроме холода внутри. Когда ребенок былребенком, он и тогда не видел ангелов, ни в небе над Берлином, ни в любомдругом небе. Когда ребенок был ребенком, он мог лицезреть только пьяного папашуи собачий поводок, на котором папаша собирался повеситься. И папашиных шлюх,таких же черно-белых, как и ангелы Вендерса; ангелы, шлюхи – все они толкутсяна крохотном пятачке между Лорой и Тинатин, если Лора – шлюха, значит, Тинатин– ангел?.. Вот откуда привкус пластикового стаканчика, ангельские крылья всегдаказались мне сомнительной бутафорией.

– Она ангел, Лора…

– Господи, какой же ты мудак!

Лора отворачивается, в этом повороте головы столькопрезрения и столько муки, что становится ясно: она думает о том же, с той лишьразницей, что шлюха – я. Прекрасный жиголо – несчастный жиголо, как раз в духепрестарелого марлен-дитриховского мундштука, хотя у нее, скорее всего, припасендля меня совсем другой эпитет.

С волосами Лоры происходит что-то странное.

Мне кажется, что они растут – прямо у меня на глазах.Вытягиваются в струнку, так будет вернее. Вытягиваются в струнку, становятся нацыпочки, им явно хочется быть длиннее, достигнуть плеч, хоть в чем-то походитьна волосы Тинатин.

Бедная Лора. Бедный я.

Жалость к Лоре длится не дольше секунды, потом ей на сменуприходит раздражение, не будь этой фальшивой суки, еще неизвестно, чем закончилсябы мой вечер с Тинатин. Возможно, не так плачевно, возможно, мне бы удалосьудержать ее, а не довольствоваться дешевым и безвкусным, как кофе из автомата,спарринг-сексом с (гы-гы, бу-га-га, нахх!) ресторанным критиком.

– Надеюсь, триппера у тебя нет, – говорит Лора.

– У тебя, надеюсь, тоже.

– Вообще-то, я и не думала спать с тобой.

– Я тоже.

– Это худшее, что могло со мной случиться.

– Со мной тоже.

– Лучше бы я воспользовалась вибратором.

– Лучше бы я воспользовался порнухой с гермафродитами.

– Лучше бы ты воспользовался презервативами.

– У тебя середина цикла? Или все-таки триппер?

– Действительно мудак… Надеюсь, мы благополучно забудемоб этом.

– Надеюсь.

Знает ли Лора то, что знаю я? Ничего мы не забудем. Каким быдешевым и безвкусным ни был наш спарринг-секс, он посвящен ангелочку в черныхочках, он случился сразу же после того, как ангелочек нас покинул. И мы всегдабудем напоминать друг другу о существовании ангелочка, Лора влюблена – так жеотчаянно, как и я, вот и волосы ее вытягиваются в струнку, становятся нацыпочки.

Впечатлительная натура, кто бы мог подумать!

Мы никогда не были особенно близки с Лорой, теперь что-топодсказывает мне – мы не расстанемся. Вряд ли это означает, что мы когда-нибудьснова окажемся в одной постели (в «Порше» или в «Мицубиси Талант», или вмассажном салоне Хайяо), нет, – достаточно будет не выпускать друг другаиз поля зрения. Только это не даст нам забыть, что сегодняшний вечер был, и чтоон был правдой. К тому же я несколько раз представлял Лору – задушеннойбретельками от лифчика, располосованной кухонным ножом, – а такиевоспоминания иначе как интимными не назовешь. Сегодня все – интимно. Дажеслишком.

– Верни мне галстук.

– Что?

– Верни мне мой галстук.

– Да, конечно… Может быть, поужинаем где-нибудь?

– Ты это серьезно?

– Почему нет?

– Знаешь, милый… Что-то не хочется.

Узел «кристенсен» стоически сохраняет форму, он навернякавыглядит лучше, чем Брэндон на электрическом стуле.