* * *

На следующее утро пришел небольшой автобус. Водитель недовольно взглянул на новых пассажиров и Бориса Ильича. Лишеев тоже недовольно взглянул на водителя. Во внешности так и осталось неясно, кто больше из них был недоволен происходящим.

– Ну что? Едем самолеты смотреть? – спросил водитель.

– Да, – улыбаясь, ответил Борис Ильич.

За окном менялись места и люди. Саша смотрел на эти изменения с привычной грустью. Борис Ильич всю дорогу не переставал улыбаться. Казалось, что он находится уже не в автобусе, а в далеком самолете, не едет по дороге, а улетает в какие-то свои страны. Через несколько часов дорога сменилась особой гладкостью, а за окном открылись множественные торговые и грузовые здания. Подъезжали к аэропорту. Когда автобус остановился, Борис Ильич вскочил и побежал впереди всех, крикнув остальным следовать за ним. Он быстро нашел человека в специальной форме, с которым была прежняя договоренность об экскурсии. Всех повели по закуткам аэропорта, стали показывать непонятные места и объяснять их важность.

– Сейчас придем в комнату диспетчеров и вы увидите на экранах маленькие самолетики, – все с той же улыбкой сказал Борис Ильич. – Эти самолетики на самом деле – огромные самолеты, которые кружат где-то над нами сейчас, – Борис Ильич раскинул руки и попытался изобразить самолет, – готовятся приземлиться. А диспетчеры дают разрешение на посадку.

– А если они не разрешат? – спросил человек из первого отделения, по фамилии Сыть.

– Тогда нельзя будет приземлиться, самолет полетит в другой аэропорт.

– Или спросит: почему нельзя приземлиться?

– Да, сначала спросит.

Зашли в диспетчерскую. За экранами сидели люди и наблюдали за еле движущимися точками.

– Эти точки – самолеты, – шепнул Борис Ильич Сытю. Тогда Сыть резко подскочил к одному из экранов, начал тыкать пальцем в точку и кричать:

– Вот этому не разрешайте приземляться. Пусть летит к себе в аэропорт. Не разрешайте ему!

Подбежали санитары, оттащили Сытя. Борис Ильич перед всеми извинился за поведение своего подопечного. Потом всех повели по длинному коридору. Борис Ильич подходил к новым людям, показывал бумаги, новые люди провожали до очередного поворота, затем исчезали. Уже стало казаться, что этим поворотам не будет конца, как открылись чистый воздух, прозрачность и свет. Коридоры закончились. Всех вывели на улицу и построили в ряд перед огромным самолетом.

– Ну что? – улыбнулся Борис Ильич. – Пошли? – он махнул рукой, чтобы следовали за ним, и начал подниматься по ступенькам.

Кабина пилота оказалась совсем небольшой, поэтому решили запускать только по два человека. Борис Ильич позвал первыми Сашу и Лишеева. В первый момент Саша даже отшатнулся от множественных лампочек и приборов в кабине. Показалось, что он может навредить этой сложной системе неправильными мыслями и самолет никогда не взлетит. Саша попятился назад, сказав Борису Ильичу, что уже довольно посмотрел и хочет уступить место кому-нибудь еще.

– Саша, подожди! – воскликнул Борис Ильич. – Мы же в самолете, – он с трепетом взглянул на Сашу, на его глазах появились чуть заметные слезы, – сейчас мы полетим далеко-далеко.

Борис Ильич раскинул руки, словно изобразил самолет, издал странный звук, видимо, пытаясь сымитировать звук заводящегося мотора.

– Я же тебе говорил, он совсем больной, – шепнул Лишеев Саше. – Сделай вид, что ты тоже лететь собираешься, не расстраивай его, а то мало ли, в голове у него щелкнет что-нибудь, нового врача поставят, а новый может извергом оказаться.

Борис Ильич посмотрел на Сашу. Саша в ответ улыбнулся и тоже раскинул руки. Лишеев, увидев, что сделал Саша, уверенно повторил за ним.

– Борис Ильич, там остальные ждут, тоже хотят самолет посмотреть, – сказал Саша, когда совсем устал держать руки как крылья самолета. – Да и темнеет уже. Пока доедем обратно, спать пора будет. У нас же режим.

* * *

Захватили будни. Борис Ильич часто беседовал с Сашей, а когда тому становилось хуже, пытался успокоить, порадовать шутками или песнями:

– Саша, я тебе спою, если хочешь. Есть песня одна, я сам не знаю, откуда она у меня возникла. Однажды я сидел и просто смотрел в окно. Вдруг показалось, что небо смешивается с землей. Ничего видимого не происходило, но это меня еще больше пугало. Я знал, точно знал, что что-то происходит, а глаза просто обманывают. И кричать тоже хотел, как и ты. Но вдруг появилось нечто. То ли в воздухе, то ли в дыхании. Свобода особая. Я так дышать стал глубоко и услышал это.

Саша внимательно посмотрел на Бориса Ильича. Тот смотрел на Сашу и ждал, когда Саша позволит начать петь. Саша еле заметно кивнул.

Борис Ильич подошел к окну и тихо запел. Сначала тихо, нерешительно, даже смущаясь. Взглянул в окно. Новая погода словно подхватила его тихую песню и вошла в палату. Саше показалось, что теплый ветер проходит через его тело. Природа стала удивительно мягкой, окутывающей внутреннее и внешнее ветром и вниманием. Песня перешла в морской шум, а через мгновение – в тишину. Она звучала, но неслышно.

– Саша, сегодня ты остаешься смотрителем.

Небо казалось особо мягким, без видимых границ, втягивающим в темную неизвестность. Оно сливалось с землей, а вместе с ней и со всем явленным, уже не оставалось разделений и преград. Достаточно было малой воли – и перед чувствами раскрывались любые тайны и запреты. Саша вспоминал детские чудеса, возвращался мыслями в заброшенные мечтания и поиски волшебства. На небе должна была проявиться особая звезда. То ли она должна была указать на то, что Бог снова родился на земле, то ли на то, что волшебство не будет больше спрятанным… Никто не знал, что она должна значить, но все ее ждали. Каждую ночь оставляли смотрителя, говорили ему: «Смотри туда». А когда на утро все просыпались и спрашивали, видел ли он что-либо, то смотритель не знал, что ответить. Он был точно убежден, что видел и звезду, и понимал, что нужно делать, как мыслить, как жить. Он продумывал, что расскажет всем после пробуждения, продумывал до деталей. А когда его спрашивали, он просто молча мотал головой, терялся. И так каждую ночь.

Саше показалось в один момент, что волшебство уже явлено и надо всего лишь найти точку, откуда оно откроется. Он взглянул вокруг. Внезапно рядом с собой он почувствовал присутствие страха. Страх был всего лишь рядом, но чем больше Саша смотрел в сторону страха, тем больше впитывал его в себя. И уже когда все это оказалось внутри, когда снова захотелось закрыть лицо