—Елизавета Алексеевна, усвой, со мной безопасно на любой скорости. Я профессионально участвую в гонках уже десять лет,— на этих словах Горский съезжает на КАД и давит на педаль газа, разгоняясь ещё быстрее.— Здесь, к твоему сведению, разрешённая скорость — сто десять километров. И не забывай про поблажку в двадцать километров. Итого мы получаем сто тридцать километров в час.

Отлично просто! Этот козёл ещё и гонщик ко всему прочему…

До боли прикусив губу, цепляюсь ледяными пальцами в ремень безопасности, самой себе напоминая, что я пристёгнута. Только это не всегда спасает. Когда произошла та авария, мама и папа были пристёгнуты, а Маша сидела в детском кресле. И никого из них это не спасло…

Не в силах пошевелиться, кошусь на Горского. Уму непостижимо. У меня вся жизнь проносится перед глазами, а он абсолютно расслаблен. Сидит, откинувшись на спинку сидения, держит руль левой рукой, а правой трёт всё ещё красные после баллончика глаза.

Глаза!!! Я же его чуть не ослепила! Да он, наверняка, и сейчас плохо видит!!! Боже, мне плохо! Мы разобьёмся! Мы, чёрт побери, разобьёмся!!!

Сердце уже грохочет на какой-то сумасшедшей ультра скорости. Голова кружится так, что, несмотря на то, что я сижу, мне кажется, будто я сейчас свалюсь.

Что я там говорила? Не смотреть в окно? Хороший совет, только я почему-то ни черта ему не следую. Вместо того, чтобы снова сосредоточиться на коленях, впиваюсь взглядом в лобовое стекло. Смотрю, как машина Горского несётся по трассе. А когда мы догоняем едущий впереди автомобиль, у меня в груди всё как будто обрывается и ухает куда-то вниз. С замирающим сердцем, зажмуриваюсь, ожидая удара от столкновения, но его не следует. Вместо этого козёл-гонщик Кирилл Сергеевич перестраивается в соседний ряд, обгоняет машину и молниеносно возвращается обратно в свой ряд.

От страха меня начинает тошнить. И, хотя я сегодня утром не завтракала, ощущение такое, будто меня сейчас наизнанку вывернет. Как и предвещал Горский — прямо на его кожаный салон.

Это будет апофеозом моего знакомства с новым боссом — в начале послала, потом перцовым баллончиком глаза чуть не выжгла и в завершении заблевала машину…

—Лиза с тобой всё в порядке?— где-то на краю ускользающего сознания улавливаю низкий голос, доносящийся откуда-то сбоку.

—Я… кажется меня… укачало…— выдавливаю, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и потеряю сознание.

—Чёрт! Ты потерпеть немного можешь? Мы уже почти доехали — поворачивает на меня голову. А у меня в этот момент паника усиливается троекратно.

На дорогу, блин, смотри!!!

Хватаюсь руками за живот, закрываю глаза и начинаю мысленно молиться. Только становится ещё хуже. Потому что как только я зажмуриваюсь, перед глазами тут же встаёт картинка той аварии.

Раннее утро. Пустая трасса. Машка рядом со мной в детском кресле играет в папин телефон. Папа за рулём. Мама сидит рядом с ним, они о чём-то разговаривают и улыбаются. Я вижу их улыбки, когда они смотрят друг на друга. А потом… не пойми откуда взявшийся дальний свет фар бьёт в глаза, ослепляет. Барабанные перепонки разрывает звук автомобильного клаксона. Удар. Кажется даже сейчас я чувствую боль в ногах.

В этот же момент Горский съезжает на обочину и останавливается. Тут же выходит из машины, и, не успеваю я сообразить, как с моей стороны распахивается дверь.

Мужчина сам отстёгивает мой ремень безопасности и, впившись пальцами в мои бёдра, разворачивает к себе лицом.

—Чёрт, что ж ты такая проблемная, Стрельникова?— выдыхает, слегка раздражённо.

А я даже ответить не могу. Сижу и судорожно хватаю ртом воздух, пытаясь успокоиться. Тело как будто ватное. Я его почти не чувствую. Только ощущаю как вибрируют ладони и ступни.

И я не проблемная! До появления в моей жизни этого кобеля я прекрасно всё контролировала! В том числе и свою фобию. Если исключить раздражитель, то всё прекрасно. Это, блин, этот козлиный гонщик во всём виноват. У меня после его появления всё через одно место идёт!

Мужчина тянется через меня к бардачку, достаёт оттуда влажные салфетки, вытаскивает одну и сам протирает мне лицо и шею.

Я даже не сопротивляюсь. Потому что просто не могу. После панической атаки мышцы словно задубевшие. Ужасное, отвратительное состояние.

Его руки ложатся на мои колени и слегка сжимают, а потом Горский вдруг придвигается ближе, и я вздрагиваю от неожиданности, когда мужчина вдруг дует на моё влажное лицо.

—Ну как, полегче становится?

—Вроде… да… Немного…— из-за сжатого горла голос получается хриплым и каким-то сдавленным.

Горский продолжает на меня дуть, и, на удивление, через какое-то время, мне действительно становится легче. У него прохладное дыхание. Кажется, я даже ощущаю мятный привкус у себя во рту…

Со стыдом ловлю себя на том, что мне не хочется, чтобы он останавливался. Пусть дует ещё. На улице так жарко, а его дыхание свежее, прохладное. И я снова чувствую морской запах его парфюма.

Непроизвольно закрываю глаза и вдыхаю полной грудью. Нет, всё-таки пахнет от него обалденно. Меня аромат его одеколона почему-то успокаивает. Может, потому что он морской? Море всегда ассоциировалось у меня со спокойствием и умиротворением. Даже когда его штормит, оно всё равно источает уверенность…

—На, воды попей,— протягивает мне не пойми откуда взявшуюся бутылку минералки, которую я тут же хватаю и делаю несколько жадных глотков.

Прохладная жидкость стекает по горлу, опускается на дно пустого желудка, и меня постепенно начинает отпускать. Трясти перестаёт, чёрные точки перед глазами постепенно рассеиваются, и я, наконец, чётко вижу перед собой лицо Горского. В частности его глаза, впившиеся в моё лицо.

В этот момент в голове почему-то мелькает мысль, что и глаза у него тоже цвета моря. Как раз штормового… как и его одеколон… Боже, у меня от страха поехала крыша…

—И часто тебя так укачивает в машинах?— хмуро меня оглядывает.

—Постоянно,— тут же киваю.

Уж лучше пусть думает, что у меня слабый вестибулярный аппарат, чем считает сумасшедшей истеричкой. Я и сама в курсе, что панические атаки — это психическая проблема. А вот работодателю об этом знать не надо. Я и так чудом на эту работу устроилась. Не хватало ещё вылететь из-за подозрения в неадекватности.

—Понятно,— тянет медленно, продолжая смотреть мне в глаза.— Значит, надо тренировать твою вестибулярку.

Только сейчас до меня почему-то доходит, что Горский так и не убрал руки с моих коленей. Наверно, потому что как раз в этот момент, он начинает медленно вести по ним ладонями вниз и проталкивает большие пальцы под край моей юбки.

—Кирилл Сергеевич, а вы очень сильно хотите доехать до объекта?— спрашиваю как можно спокойнее.

—Странный вопрос,— усмехается, продолжая поглаживать мои колени под юбкой подушечками больших пальцев.— Ну, это моя работа. Так что да, хочу.