Конахт ответил что-то столь же бессмысленное. Элена продолжала держаться настороже, но, судя по всему, юноша уже не собирался атаковать. В его движениях сквозили лёгкость и грациозность, в беседе — отточенная гладкость. От взгляда Элены не ускользнули и некоторые особенности его костюма: будто бы случайно расстёгнутая пуговица и с деланной небрежностью повязанный платок. Конахт виртуозно скользил от темы к теме, не затрагивая толком ни одной.

Разговор продолжался, касаясь всего и ничего — Конахт высказал презрение к старомодным манерам провинции, затем к старомодным нарядам гостей, затем рассказал немного о школе, которую в этом году покидал. Говорить с ним было довольно-таки легко, потому что никаких вопросов он не задавал, будучи полностью убеждённым в том, что все должны слушать только его.

— Скажите, Мадлен, вы уже ездили с моим дядей охотиться на лис? — спрашивал Конахт.

— Пока что не довелось.

— Насколько я успел его узнать, он очень любит дичь, и лучшие кролики всегда достаются ему. А петушиные бои? Линдси всё ещё проводит их?

— Насколько я знаю, он переключился на травлю крыс.

— Крысы… фу. Уверен, на будущий год уже будут травить медведей и быков.

— Разве это не запрещено?

— В том весь смысл, — Конахт подмигнул.

Ещё несколько раз Элена встречалась взглядом с князем, но тот ни разу не задерживал взгляда на ней, пока продолжался бал.

Наконец, музыка смолка, и дворецкий сообщил, что в гостиной накрыт стол, и уставшие гости потянулись прочь. Конахт долгое время не вставал, и Элена тоже торопиться не стала.

Наконец и их компания стала перемещаться в соседнюю залу, где Элена увидела длинный, накрытый белой скатертью, стол, который украшали серебряные вазы, свечи и цветы. Перед каждым стулом стояли карточки с именами гостей. Её место снова оказалось в самом конце, и, по мере того, как она пробиралась туда, Элена видела, как презрение сменяет любопытство во взгляде юного Аргайла. Ей стало неуютно, и садиться она не стала — сделав вид, что просто двигается к выходу, выскользнула в дверь и отправилась бродить по комнатам — которые ещё хранили следы недавнего веселья, но были теперь безжизненны и пусты. Она прошла насквозь бильярдную, музыкальный и карточный зал, вышла на террасу, смотревшую на почти что облетевший парк. Лёгкий ветерок трепал её волосы и холодил кожу — приближалась зима, и всё вокруг непреклонно двигалось к своему концу. Оказавшись в одиночестве, совсем неподалёку от окон залов, где слышались смех и голоса, она ощутила это неожиданно хорошо.

— Элена.

Элена вздрогнула, обнаружив, что тёплые сильные ладони лежат на её плечах. Опустила на секунду веки и, глубоко вдохнув, снова открыла глаза. Накрыла своими пальцами одну из рук.

— Как ты себя чувствуешь? — не оборачиваясь, спросила она. — Зря ты танцевал.

— Всё хорошо, — Эван легко коснулся губами её виска, — я почти не кашляю с тех пор, как стал пить твой чай.

— Хорошо, — Элена улыбнулась и прижалась к другой его руке щекой. Зажмурилась, отгоняя подступившие к глазам слёзы. Казалось, Эван был рядом — и в то же время невыносимо далеко.

— Ты злишься? — спросил Эван, бережно обнимая её. Элена глубоко вдохнула и осторожно отвела его руки от себя.

— Нет. Я понимаю, ты не хочешь смущать гостей.

Эван молча уткнулся лбом ей в плечо.

— Я хочу быть с тобой.

Элена кивнула и сглотнула, говорить она не могла.

— Я увезу тебя от них ото всех, и мы будем только вдвоём. Куда бы ты хотела?

Элена какое-то время молчала, неуверенная в том, что голос послушается.

— Ты обещал, что мы съездим на море… — сказала она.

— Хорошо. Завтра же. Будь готова.

ГЛАВА 8

Той ночью Эван почти не спал: у него снова разнылась грудь. Пожалуй, это была единственная причина, по которой, встав, он долго вертел таблетки в руках и думал, не взять ли их с собой: последнюю пару недель он почти что их не принимал. Не то чтобы чай Элены сильно помогал, но и от таблеток проку было так мало, что не хотелось обнадёживать себя лишний раз. Он вообще не любил лекарств и, поколебавшись, засунул их в верхний ящик стола, а сам позвонил в колокольчик, вызывая слуг.

— Я уезжаю, — сказал он дворецкому, явившемуся на зов, — сообщите всем. Разбудите Мадлен. И пригласите моего валета: пусть поможет собрать чемодан.

Элена, напротив, уснула как младенец: обида вымотала её, а легла она в половине третьего, от чего уже порядком отвыкла. Она сам не заметила, как переключилась на режим, которого требовал от неё Эван, и лишь изредка украдкой думала, как неожиданно легко оказывается так жить.

Впрочем, в сказку верилось с трудом, она отлично понимала, что не только она, но и сам Эван вряд ли сможет долго так жить. Наверняка у того имелись в городе дела, которые он на время отложил. Самолюбивое «из-за меня?» — то и дело проскальзывало у неё в голове, но Элена старалась на него не вестись.

Лакей пришёл спозаранку, но вдвоём с Чезаре им удалось кое-как её поднять. Впервые за долгое время Элена не успела ни принять ванну, ни уложить волосы: только при помощи Чезаре натянула дорожный костюм и, оставив того собирать вещи, спустилась за завтраком вниз.

Эван уже был там — сидел в одной из гостиных с чашкой кофе и бутербродом в руках.

— Что это? — спросил он, указывая на костюм.

Элена озадаченно оглядела себя.

— Спенсер.

— Ну-ну. Чезаре! — крикнул Эван. — Одень свою госпожу по-человечески, на кой чёрт она мне нужна в глуши такая?

Сам Эван был одет в костюм — куда более лёгкий, чем те, что Элена видела на нём во все предыдущие дни, а на следующий день не увидела уже и его.

— Чезаре с собой не бери, — сказал Эван, — дай ему отдохнуть.

Элена кивнула, а через полчаса она уже, зевая, усаживалась в седло.

Всю дорогу лил дождь. Они проделали путь продолжительностью в несколько часов верхом, чтобы затем ступить на паром и ещё через час высадиться на небольшом островке.

На северо-востоке острова, на берегу узкого пролива, поднимались высокие горы Антрим. Чёрные, как сажа, и блестящие, будто зеркало. Увидев их впервые, Элена не сразу поверила, что этот массив могла сотворить природа — так мало он походил на всё, что девушка видела до сих пор. Это древние вулканы, высившиеся вдоль гигантского разлома, отделившего небольшой кусочек земли от материка, сотворили их. Покровы из чёрной лавы, излившейся из кратеров, стали склонами гор.