Девочки опять загомонили. Каждой было что высказать, но Мягкова их осадила. Обращаясь к Алисе, спросила:

– Тебя уже вызывали на допрос?

– Какой еще допрос? – испугалась Алиса. – Я ничего не сделала.

– Не боись, всех вызывают.

Ира прошла к двери, прислушалась, приложив палец к губам, и продолжила уже шепотом:

– Михайловича нашего отчихвостили, выговор сделали за халатность на рабочем месте. После девяти вечера теперь за территорию не попасть.

Она вернулась, снова устроившись на тумбочке, и глядя в потолок, договорила:

– Ты там была, значит, тебе больше расскажут, когда вызовут. Они тебе – ты нам. Все по-честному.

– Девочки, мне страшно, – вставила свои пять копеек Аня Мышкина, не зря носящая свою фамилию. – А если этот маньяк сюда придет?

– Вот кто тебя за язык тянул, Мышкина? – Ира сдвинула брови на переносице и поджала полные губы. – Теперь и мне страшно.

На допрос, или, как выразилась Горгулья, на «профилактическую беседу», Алису пригласили уже следующим утром. Она выходила из корпуса под ободряющие пожелания девчонок, с которыми за прошедшую ночь сблизилась больше, чем за все годы жизни в интернате. В принципе она не узнала ничего нового, основную информацию ей уже предоставили девчонки в группе, но было и нечто важное, что Алису не просто напугало, а надолго выбило из колеи.

– Скажи, ты ее знала? – С фотографии на Алису смотрела зеленоглазая блондинка с вьющимися крупными локонами волосами. На фото она улыбалась, не подозревая, что совсем скоро ее найдут мертвой в канаве, изрезанной ножом. Внизу стояла дата, Алиса подсчитала – два с половиной месяца назад.

– Нет. – Девушку она видела впервые, но не смогла отрицать очевидного. Они с ней были похожи, как сестры. Те же черты лица, тот же цвет волос и глаз. Даже рост у них оказался примерно одинаковым.

Алисе стоило больших усилий не произнести одно-единственное имя, которое она хранила как мантру, повторяя в самые тяжелые моменты. Оно было для нее маяком в бескрайнем бушующем океане, где она дрейфовала на обломках корабля под названием «Счастье». Оно согревало в самые холодные житейские стужи, не позволяя опуститься на дно, откуда ее уже однажды вытащили. Оно служило Алисе истиной и единственным мерилом.

Оно же стало последним толчком у края пропасти.

Влад ее предал…

Нож он стащил с кухни еще днем, пока повара отвлеклись на забравшуюся в кладовую крысу. А вот фонарь забыл. Ничего. Сегодня полнолуние, света будет достаточно. Главное – нож. Ему не нужны сюрпризы.

Призраки не могут причинить вреда, только напугать. Эту истину он усвоил еще тогда, спускаясь в подвал с Якутом. И теперь шел в заброшенное крыло, никого не боясь. Что будет, если вместо призрака ему встретится человек, Влад не думал и все же переложил нож удобнее, так – на всякий случай.

Отравленная адреналином кровь толкала на подвиги, а затуманенный чувством безнаказанности мозг блокировал сигналы об опасности. Он снова и снова прокручивал в голове произошедшее той ночью с Якутом, но так и не смог найти разумных доводов. Не особо он и старался – с собой можно быть честным. Некоторые вещи не могут быть объяснены с точки зрения логики. Главное, что кровь в венах и сейчас бурлила, закипала, наполняя его силой. Он шел на зов, усиливающийся с каждым шагом.

Теперь-то стало ясно: Якут его не обманул. Просто потому, что тот и сам не знал, где надо искать. Сокровище не каждому откроется. Только достойному. И да, себя Влад считал достойным. Ведь голос выбрал именно его из множества людей, проживающих в интернате. Он пообещал, что сегодня явится перед Владом во плоти. Нужно только прийти вовремя и тогда все случится.

Проходя мимо бывшей спальни убитой барышни, Влад замешкался. Нож в руке стал тяжелее и слегка нагрелся. В этот раз он был готов ко встрече с призраком. Да он с легионом бесов готов сразиться, если уж на то пошло. Никто и ничто не остановит его в двух шагах от желанной цели.

Он не обманул. Едва Влад оказался в полукруглом зале, как увидел высокую тень, стоящую у окна. С улицы светила полная луна, разливая жидкий свет по фанерным заплатам в полу. Владу казалось, что он все продумал, ведь даже забытый фонарь был бы теперь лишней обузой.

– Пришел. – Он не спрашивал, а утверждал. – Я тебя ждал.

Влад сделал неуверенный шаг, споткнувшись о что-то мягкое, живое. Приглядевшись, понял, что это женщина. Точнее, девушка. В свете луны ее светлые волосы показались Владу белоснежными, зеленые глаза блеснули потусторонним светом и потухли под опустившимися веками.

В груди неприятно кольнуло. Девушка напомнила ему сестру. Словно Алиса лежала теперь у его ног, и он точно знал, что совсем скоро с ней произойдет. Он все рассказал.

Рука с зажатым в ней ножом дрогнула. Нельзя трусить. Особенно теперь. Раньше нужно было думать. Обратного пути уже не будет!

Голос стучал в черепной коробке, рвал барабанные перепонки, выдавливал изнутри глазные яблоки. Влад почувствовал, как из носа пошла кровь. Крупные капли падали на белое платье девушки, разъедая его подобно кислоте; кровь просачивалась в образовавшиеся прорехи, выжигая на бархатной коже незаживающие язвы.

Внезапно в ноздри ударил резкий запах гари и тошнотворный от паленой плоти. Влад с ужасом смотрел на собственные воспламенившиеся ладони. Огонь прополз выше, достав до локтей, перекинулся на грудь, шею и лицо. Он закричал от невыносимой боли, и… все закончилось. Откуда-то пришло понимание: он показал не Владову смерть, а свою собственную. Перед внутренним взором встала девушка в простецком холщовом платье, голову покрывала светлая косынка.

Алиса? Да, похожа, но не она.

И вот девушка уже распласталась на земле с перерезанным горлом, а на животе маковым цветком распускается кровавое пятно. Влад перестал понимать, где реальность, а где вымысел. Круглая комната начала кружиться, наполнилась демоническим хохотом и после короткой вспышки боли мир погрузился во тьму.

Он очнулся от множества голосов, сливающихся в один протяжный гул. Вокруг метались тени, мелькали лица. Тени хватали его, куда-то тащили. Во рту стоял металлический привкус крови, а в руке все еще был зажат нож. До слуха долетали обрывки фраз, казавшиеся абсолютным бредом:

«Рот в крови. Он что, пил ее кровь?», «Выпотрошил, как свинью…»

Уже в больнице Владу рассказали о том, как он пришел ночью в заброшенное крыло и жестоко убил одну из воспитанниц интерната, перерезав ей горло и распоров живот тем самым ножом, который принес с кухни.

Кровь на его лице и губах также принадлежала убитой.

Николай Степанович Завойчинский супругу свою Наташеньку любил сильнее всего на свете. Все ей прощал: характер вздорный; излишний эпатаж в нарядах и поведении; холодное порой отношение к мужу. Закрывал глаза и на многочисленные адюльтеры. Всякий раз, узнав о новом увлечении супруги, находился он на грани погибели, немолодое уже сердце грозилось не вынести таких мук. И все равно винил себя одного.