Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ведь еще в юности цыганка предсказала ему смерть от руки той, кого любить станет сильнее жизни.
– Нельзя женщину ставить выше бога. – Цыганка качала головой, всматриваясь в понятные только для нее линии на руке. – Жизнь – самая ревнивая дама. Если любишь кого-то больше, чем ее, отплатит той же монетой.
Неужели теперь предсказание сбывается? Он никогда не верил в магию и подобную чепуху, а тут вдруг задумался.
Когда к нему на прием попросился странный мужик, отказывать не стал, хотя чутье говорило об обратном. Николай Степанович не просто так словцо к нему подобрал, странным тот мужик и был. Вроде старик, а вроде и нет. Седой как лунь, а держится крепко, точно силы в нем ровно что и в парне двадцатилетнем. Глаза узкие, карие с красным отливом. И хватка медвежья. Вошел и сразу к делу. Попросил внука его на службу в доме Завойчинских пристроить. Не попросил даже, потребовал.
– Мне немного жить осталось, – с самым серьезным видом сообщил посетитель. – А внучок один пропадет.
– Любезный, но каким образом я могу посодействовать? – Николай Степанович промокнул платком выступившую на лбу испарину. Эх, нужно было чутье свое слушать, не к добру просьба. – Да и не нужны в моем доме работники. Вам бы не ко мне, а…
Удар могучего кулака по столу прервал его блеяние. Хрупкая столешница едва выдержала.
– Я по совести прошу, помоги! Не хочу старое ворошить, потому и пришел сюда, не к супружнице твоей.
– При чем здесь Наталья Николаевна? – Завойчинский разнервничался, дернул на шее галстук. – Вы что себе позволяете в конце концов?
– Не призналась, значица. – Посетитель огладил бороду. – Другого и ждать не стоило. Долго я тайну хранил, сберегу и теперь. Сроку тебе даю три дня. Когда вернусь, будем иначе разговаривать. Да ты не боись, драться не полезу, без меня уже судьба постаралась. Даже жалко тебя такого.
– Какого такого? – Николай Степанович многое прощал супруге, но не приведи господь кому другому его тюфяком и подкаблучником назвать, порвет, не задумываясь. И пусть мужик втрое его шире и в полтора раза выше. Не таких ломал! – Договаривайте, любезный, коли начали.
– Все уже говорено-переговорено. Она тебя на сколько годков младше-то? Десять? Пятнадцать? – Мужик встал, натянул на голову шапку и сказал всего два слова, после чего вышел, хлопнув дверью: – Три дня.
До самого вечера Николай Степанович пробыл как на иголках. Домой ему нужно. К жене голубушке. Срочно, без промедлений! Да разве можно службу покинуть? Вот и пришлось вечера ждать, точно приговора судебного. Может, помилуют, да вернее всего казнят. За стариком он послал следом проверенного человека, который к утру обещал разузнать о нем все.
В дом Николай Степанович ворвался подобно молодому ветру, едва не снес с ног встречавшего лакея.
– Где она? Наталья Николаевна где, спрашиваю?
– Полчаса как с молодыми хозяйками воротилась с прогулки, – испуганно отвечал тот, одновременно стаскивая с мужчины пальто. – Случилось что, Николай Степанович?
– Вели ужин подавать, – обрубая дальнейшие расспросы, бросил он и направился в спальню супруги. Не ошибся, она там и нашлась. Расчесывала волосы Ольге, старшей их дочери, и пела. Близняшки сидели рядом, слушали голос матушки.
– Папенька! – Завидев его на пороге, Наденька с Верой бросились обниматься, Ольга лишь сдержанно кивнула. Вся в мать пошла. – Мы скучали по вам, папенька! Почему так долго?
Говорить дочерям о том, что со службы вовремя ушел, да почти два часа в кабаке просидел, не решаясь домой поехать, никак нельзя. А он и дольше бы просидел, только коситься на прилично одетого господина начали. Сидит, не заказывает ничего – точно шпион или полицай.
– Дела государственные задержали, – целуя по очереди малышек, сообщил, стараясь дрожи в голосе не допустить. – Дозволите с матушкой тет-а-тет побеседовать? Скоро ужинать будем, а после сладостей получите.
Девочки склонились в реверансах и хохоча убежали. Ольга вышла молча, даже не посмотрев в сторону отца. Копия матери!
– О чем поговорить хотел, Николаша? – Наталья дождалась, когда он сам к ней подойдет и сядет рядом. – На службе неприятности какие?
Николай Степанович задрал лицо к потолку, сделав глубокий вдох, и лишь после этого смог посмотреть супруге в глаза. Не глаза – озера хрустальные! Как утонул он в их глубине почти двадцать лет назад, так и не выплывет с тех пор. С годами красота ее не увяла, напротив, расцвела дивным очарованием. А ведь он давно уже старик. Прав был его сегодняшний гость, зря разозлился только. На правду ведь злился.
– На службе. – Может, ну его черта белобрысого? Придет снова, велит Николай Степанович его с лестницы спустить и всего делов. Так от такой простой мысли вдруг хорошо стало на душе, что развеселился он, обнял супругу, прижал покрепче да к устам припал. – На службе, счастье мое. Все пустое, лишь бы ты со мной рядом оставалась. Пойдем к столу, девочки наверняка уже ждут.
– Ты ничего от меня не скрываешь, Николаша? – Наталья подошла к трюмо, взяла пуховку, но, подумав, отложила. – Знаешь ведь, я тебя всегда чувствую. Не зря говорят: муж и жена – одна сатана.
– Все как есть сказал, душа моя. Народ идет с бедами своими: жалуется, просит. Но всем ведь не помочь.
– Не помочь, ненаглядный Николаша. – Женщина вздохнула, рассматривая свое отражение в зеркале. – Тебе не кажется, будто я постарела?
Николай Степанович от негодования едва дар речи не потерял.
– Как ты можешь говорить подобное, радость моя? Мне порою кажется, само время тебя полюбило и вспять пошло, только бы красоту твою сохранить и любоваться ею. – От избытка чувств мужчина встал на колени и как есть на коленях подполз к супруге. Взял ее руку в свою и приложил к губам.
– Полно, Николаша, – Наталья Николаевна звонко рассмеялась, – не заставляй меня краснеть. Вставай же.
– Буду на коленях стоять, пока не скажешь, что любишь меня. – Николай Степанович ощутил болезненный укол ревности. Ведь кто-то, как и он, может наслаждаться этим кристально-чистым смехом, целовать шею лебединую. – И как бывало не раз, тут же стал спорить мысленно с собою: «Вздор! Сплетни! Быть того не может! Супруга верна ему одному!»
Ах, если бы он действительно смог поверить в подобные мысли, жизнь стала бы куда ярче.
– Люблю, Николаша. – Женщина наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб. – Пойдем же. Не будем заставлять дочерей ждать.