работе лицо, немного смягчился, но всё ещё готовился к худшему из возможных исходов. Его словно покрыло толстым слоем бетона, и он бестолково застыл так, сгорбившись, схватив руками плечи и сыграв на лице кривую неудачную усмешку.

— Бертольд!

Лойс юркнула за спину демону, отчаянно вцепившись в его пальто, словно её уже оттаскивали силой. Так или иначе, с ним рядом безопаснее, чем с представителями закона. Даже железнодорожного.

— Только посмей добавить «Я думал, ты умер», — мрачно буркнул в ответ машинист и замороченно поднял выцветшую бровь. — Не ожидал от тебя.

— Берт, честно, если бы не обстоятельства… — начал судорожно, будто его обсыпали колотым льдом, подыскивать слова, Даглас, чуть ли не жуя язык, но его спонтанную, пробитую стыдом речь перебил седой:

— Мне плевать, — он протяжно задёрганно выдохнул и безучастно, но как выстрелом чётко, ревущим тоном спросил: — Зачем ты к чёрту расхреначил баллон?

— Это случайно вышло.

Печник обречённо развёл руками, не найдя, что такого, удивительно похожего на правду, сказать. Едва ли он мог сейчас коварно сымпровизировать, тем более что врать убедительно у него никогда не выходило. В голове одиноко болтались остатки холодного бодрого рассудка, но и они не помогли.

— Я знаю, что в участок ты добровольно не пойдёшь… — Бертольд сошёл со ступеньки и, закрыв глаза, дабы не видеть такого феноменального позора в лице своего бывшего коллеги, милостиво отрезал: — Я сегодня добрый. Чтоб глаза мои больше тебя не видели.

Даглас, согласно кивая, поднял безмолвную, как живая фарфоровая кукла, Лойс на руки и вынес её из вагона, пока машинист не видел. Они скрылись за погрязшими в синих сугробах деревьями двумя ловкими невидимыми зверьками, а Бертольд шумно закрыл двери и, грузно хрустя снегом, пошёл обратно внутрь паровоза.

Машина умчалась, дробя воздух в грохочущие частицы и взбивая под колёсами снежные вихри, похожие на грязные мелкие облака.

Даглас обернулся, недовольно оглядывая ровные сырые стволы, чёрными мохнатыми столбами вросшими в замороженную землю. От полос кривых колючих ветвей деревьев, подпирающих смурное и оплывшее синими вспышками небо, так чесались отвыкшие от тьмы глаза, что невольно хотелось раздавить их пальцами.

Воздух упал душным и мертвенно морозным пологом, резал горло и жуткой трескучей болью цеплялся за лёгкие.

Печник примерно представлял, куда им идти дальше, но мысли у него путались, как игла в нитках, и мычали что-то дурацкое и бессвязное.

— Ну вот, — разочарованно подытожил он, поставив Лойс на землю. Притихшая девочка враз до яростного помутнения возмутилась такому обороту событий и ничтожной реакции мужчины и уставилась на него с укором такой безжалостной испепеляющей силы, что пламя ада показалось хлопушкой.

— Что «ну вот»?!

— Пойдём пешком. На следующей станции пересядем, авось, — не теряя стойкой жизнерадостной надежды предложил Даглас, начиная спешно идти по снегу вдоль рельс. Девушке ничего больше не оставалось, как бежать за ним, зябко кутаясь в шарф.

Они почти бегом прошли вперёд в звеняще падающую чёрным шёлком тьму, пока Лойс не произнесла со всей давно взбунтовавшейся гневной серьёзностью, на сколько хватило обиды:

— Даг. Ты опять мне чего-то не говоришь.

— Да? — удивленно поднял брови печник, внимательно повернув голову на потеряшку. Он даже замедлил шаг, поравнявшись с ней, и, наивно недоумевая, пытался не упустить ни единого слова. Подтверждать статус страшного лжеца ему претило до смерти.

— Ты кашляешь кровью, — вспомнив не единожды обронённые следы болезни, похожей на запущенный туберкулёз, нахмурилась девушка, всё же не выдержав открытого тормозящего взгляда от печника и беспокойно опустив глаза.

— Не бери в голову, — Даглас раздражённо махнул рукой, в нём словно пилой остервенело крошили корпус, заставляя бессильно опустить плечи. Нет, невыносимо, просто невыносимо. Неужели он должен и это объяснять? Она и так напугана дальше некуда, и свести её с ума окончательно ещё и фактом, что он болен… бесчеловечно.

— Конечно, без проблем! — напряжённо, как под взрывной миной, съязвила Лойс, ощерившись и гневно сощурив глаза. — Я уже как-то смирилась с мыслью, что нас могут укокошить, потому что ты ходячая мишень! Но на этом моё терпение кончилось, всё.

Требовательный злобный тон оказал на мужчину действие, похожее на мощный удар по шее. Он спрятал лицо в вороте ощетинившегося нитками свитера, стараясь не выдать пылающих алыми пятнами стыда щёк, но и дальше вдохновенно строить из себя несокрушимую стену уже казалось бесполезным.

— Эх… дело в том, что я питаюсь деревом, а сгорает оно быстро и тлеет отвратительно. Огню не хватает сил, чтоб греть сердце, а дым оседает в лёгких. Если бы я ел мясо, такого бы не происходило. Но есть нюанс — человеческое.

— И всё-таки ты меня не сожрёшь? — всё ещё мало удостоверившись, тем более с такими неутешительными знаниями, поинтересовалась девочка, с подозрением вцепившись глазами куда-то печнику в подбородок.

— Ты уже три раза спросила, ДА, — ёмко гаркнул Даглас, утомлённо понимая, что ему ещё часами придётся убеждать, что он не кровожадный чёрт из преисподней. И что он способен защитить Лойс и не сделает ей больно…

Это доказать тяжелее всего ребёнку, который в своей жизни никогда не чувствовал и не видел к себе доброго отношения. Только бездушную злобу и одиночество.

* * *

Железная дорога вскоре свернула на мост через озеро. Оно застыло в моменте шквала, прозрачными мутными разводами синей, зеленоватыми искрами блестящей воды и белых трещин льда, складывающихся в завитки и сеть непонятного зимнего языка. Пришлось сойти на берег и идти вдоль, пробираясь через кусты и ветки, тянущиеся серебристой ломкой бахромой до самой земли.

Дагласа не оставляло ощущение, что за ними наблюдают, жадно и пристально, словно голодная до бешенства стая волков из леса. Но дикие звери не выходили к озеру ночью, потому что тогда его бдительно охраняют духи утопших. Демонов они не трогали, но в таком случае разве может в чаще истомлённо ждать адское существо, не упуская двух озябших путников из вида?

Ведь кроме Дагласа здесь нет нечисти… или его чутьё подвело?

— Даг, мне кажется, я что-то слышала, — у Лойс панически ёкнуло сердце, когда до её ушей донёсся далёкий беспорядочный дребезг. Пульс застрял в горле и колыхался там, сбивая дыхание. — У меня же