на призыв сэра Кортора о чести и чистых помыслах, вызывали на бой самых слабых, что в общем-то было разумно и понятно не только по-томбриански. Противники столкнулись со всего размаху щитами и копьями, и один из них, не долго думая, рухнул замертво.

Победитель поскакал вдоль трибун, потрясая копьем и требуя восхищения. Это был рыцарь Радуги, Троп — бильярдист. Фома узнал его по сиянию попоны на лошади, которая переливалась четырьмя цветами. Как ни странно, радуга здесь тоже была, только четырехцветная.

— Ага! Ага! Ага! — кричал сэр Троп, не желая успокаиваться.

Потом Высокие Мосты вызвали Душистые Болота. Прозвища рыцарей умиляли Фому, можно было подумать, что томбрианцы начитались Толкиена. На этот раз уже оба противника были явно слабы и им сильно повезло, что они дошли до второго тура да еще и встретили друг друга, а не кого-либо посильнее. Соискатели с энтузиазмом и отвагой лупили, не жалея себя, копьями, а потом мечами, но это была комедия ошибок, а не драма — цирк с клоунами. Они больше проигрывали, чем выигрывали, то есть схватка продолжалась благодаря обоюдным ляпам.

В конце концов, оба упали с коней от неловкого столкновения и яростно, но суматошно продолжали рубиться мечами. Наконец, Высокие Мосты, поняв бессмысленность происходящего (бывают такие прозрения в бою), отбросил свой клинок, как бы признавая себя побежденным, но тот, следуя абсурдной логике поединка, угодил в лоб, рыцарю Болот, который в это время задумывал красивый обманный выпад в сторону. Меч чуть не снес ему голову, шлем покатился, рыцарь упал, а над ристалищем раздался гомерический смех и продолжался до тех пор, пока Душистые Болота не встал и не показал кровь то ли на пальце, то ли из уха, было непонятно, поскольку, поковырявшись в ухе, он показал палец. Трибуны насмешливо улюлюкали:

— Эй, Лужа, если б ты не был таким мудаком, сражался бы завтра с Милордом!

— Он сам себе ухо расковырял! Вали Душистый, воздух чище!

Но и Мосту аплодисментов не было. Все понимали, дальше следующей схватки он не пройдет.

— Держись, Мостик! — кричали ему. — Ты понял свою тактику? Как можно раньше сдавайся! Впереди Башня!

В нарастающем, неимоверном шуме сэр Раш поднял копье, потрясая вместе с ним, казалось, саму землю, и был действительно похож на ужас, такое сияние исходило от его начищенного панциря и багровой физиономии. Пустив своего жеребца вскачь, он мчался на Фому, словно желая уже сейчас смести наглеца с арены, а затем эффектно затормозил, встав, как вкопанный перед пятеркой рыцарей.

Трибуны восхищенно ахнули и затихли, как бы засомневались в выборе. Милое дело сомневаться в неизбежном да еще и безопасном для тебя. Высокое развлечение! В этом себе никто не отказывает. Когда ожидание достигло предела, Раш поднял копье и не дотронулся, а ударил по копью Фомы. Это было оскорбление. Трибуны взревели, то, что было до этого, казалось шумом детской площадки перед футбольным стадионом. Это был уже не турнирный поединок, а схватка врагов.

— Держись, щенок! — прорычал Раш. — Я из тебя консерву сделаю!

— В смысле, если я тебя догоню, папаша?.. — Фома едва удержал копье и был зол. — Уж больно ты быстро улепетывал вчера!

— Кро-овь!! — взвыл Раш, и бросился к барьеру.

Фома опустил забрало, привстав, проверил подпругу, похлопал коня по загривку, тот был возбужден от шума, но в меру, потом поднял копье и щит, показывая, что готов. Щит его, своими вырезами с обеих сторон, снова вызвал насмешки трибун, Фома с ним проходил за лопуха. Еще один шут, новый, которого даже жалеть не надо!

Сигнал прозвучал в полной тишине. Всадники начали сближаться — быстрее, быстрее! — и первое столкновение, грозило стать для кого-то последним. Противники неслись уже во весь опор, когда произошло нечто совершенно неожиданное для трибун. Нет, это бред какой-то!..

За несколько мгновений до столкновения, этот елосранский граф, этот шут гороховый, вдруг переложил копье в другую руку! В левую!.. Да так ловко, что почти незаметно! А щит — уже в правой! Как?! Он что, дьявол, двурукий?! Было только непонятно, зачем он это делает?.. Но еще одно неуловимое движение графа и сам конь оказался с левой стороны от сэра Раша. Вот это уже катастрофа!..

— А-а!! — взвыл стадион, сообразив замысел негодяя.

Рыцарь Ужаса, вместо того, чтобы спокойно, пусть и в менее выгодной позиции, встретить удар слева или попытаться в оставшиеся мгновения выйти на удар справа, поддался истерике трибун и начал судорожно перекладывать копьё и щит, но было уже поздно — граф был совсем рядом! — да Раш этого и не умел, его не натаскивали годами выполнять этот прием с закрытыми глазами. Движения его напоминали суету торговки, у которой с падающего стенда витрины начинают валиться горшки и она не знает за какой хвататься. В общем, Ужас сам был в ужасе и растерянности: копье не наставлено, щит потерялся между рук и чуть совсем не выпал, — Раш был открыт, беззащитен, жалок…

«Во-от зачем второй вырез у щита! — еще раз и опять запоздало ахнул переполненный стадион. — Ах ты, га-ад!..»

Фома трезво и холодно, как на плацу, нанес страшный удар в голову. Раш вылетел из седла и полетел так стремительно, словно торопился сдать свои доспехи в металлолом и купить капли от шума в голове. Вздох удивления и разочарования пронесся по трибунам. Никто не ожидал, что все закончится одним ударом. Их надежда, их гордость и слава, пролетев чуть ли не десяток метров, глубоко вспахал поле ристалища забралом, вероятно, для будущих ростков рыцарства.

Все ждали, встанет ли Раш после такого удара. Фома, проскакав по инерции в том же направлении до края ристалища, развернулся и встал на исходную позицию. Раньше он бы не дал Рашу и шанса, нормальный человек давно бы уже торговался с апостолом Петром за место в раю, теперь же терпеливо ждал. То же самое происходило и на трибунах.

— Вставай, Раш! — кричали оттуда. — Надери ему задницу!

И Раш встал!.. Но встал, как шарнирная кукла, руки и ноги вихляли, зад немотивированно проседал при ходьбе, как у ребёнка, делающего