лукавое обещание не помогло «встать» на путь истинный, он плутал все более безнадежно. Он это заключил из того, что коридоры стали неожиданно обрывались бассейнами с темной, словно приглашающей, глубиной. Фосфоресцирующая вода казалась живой и студенистой и вместе с тем была странно неподвижной, и он с безотчетной брезгливостью обходил бассейны стороной, но они попадались все чаще и чаще, пока он не сообразил, что кружит на одном месте.

Столкнувшись с водоемом в очередной раз, Фома устало присел перед ним на корточки, отметив мыльную скользкость его каменных бортиков. Вода — и это поражало — лежала ровно и неподвижно, как стекло. И приглашала. Так иногда манит камень или полированное дерево попробовать его на ощупь, почувствовать его гладкость.

Найдя сухое место на парапете бассейна, он не устоял перед этим искушением осязания, но лишь дотронулся до поверхности воды, как тут же отдернул руку. Вода была настолько обжигающей, что он сразу даже не понял, кипяток это или жидкий лед, с пальца, который он опрометчиво погрузил в жидкость, лохмотьями слезала кожа.

Ч-черт! Что это — бассейны с кислотой для особо дорогих гостей?.. Фома тряс рукой. И в это время шестым чувством ощутил опасность, но не из бассейна, а сзади. Уже сжавшись в пружину, он услышал негромкий, но характерный вздох замаха клинком:

— Йек!..

Нельзя войти в одну реку дважды, заклинал когда-то в агностическом экстазе один очень уважаемый древний грек. Ерунда! Врал иониец!..

Не вставая, Фома оттолкнулся от края бассейна обеими ногами и руками, словно орангутан и невероятным прыжком перемахнул через четырехметровый водоем. Уже в воздухе он услышал позади себя разочарованный выдох и шум, который производит меч в пустоте. Острый холодный ветерок от меча он почувствовал спиной через камзол. Ф-фу!.. выдохнул он, думая уже только о том, как сгруппироваться на кафеле.

Но еще толком не приземлившись, он понял, что вошел в ту же проклятую реку!..

На другой стороне бассейна на него выскакивал с замахом меча еще один человек, странно похожий одеянием на одного из той парочки, что завела его черте куда. Опять совершенно незнакомые люди активно участвовали в его жизни.

Деваться Фоме было некуда (хотя Гераклита было жаль — темный он, не знал веселой жизни графа!) и он, едва коснувшись ребра бортика всеми четырьмя точками, снова прыгнул, но уже в бок, как испуганный кенгуру, вернее, кенгурак, поскольку чувствовал себя помесью кенгуру и идиота. Как ему это удалось, знало только левое бедро, в котором что-то звонко лопнуло и заныло. И снова чужой клинок лишь обдал его холодным, злым воздухом, но, слава Говорящему, не зацепил.

Все это — прыжок туда, а потом в сторону — заняло секунды три-четыре, не больше…

Теперь он мог спокойно раскурить сигару и смотреть, как очарованные инерцией своих ударов, незадачливые «браво» отчаянно балансируют на мыльном парапете бассейна, поскольку не удосужились подыскать сухое местечко, как Фома. Лица убийц были прекрасны, потому что они видели смерть, хотя смотрели друг на друга и внутрь себя.

Фоме со всей очевидностью был проиллюстрирован скрытый смысл выражения «смерть — мать красоты» и что эта мать крылата, как богиня Победы. Наемники махали руками, быстро-быстро, словно прощались “кролем”. От мечей они избавились, бросив их в страшную воду, но, пожалуй, слишком поздно — равновесия это им уже не принесло.

Более привлекательного зрелища он в жизни не видел (так болела нога и билось сердце!), хотелось длить и длить мгновение, вслед за гедонистом Гете. Но, к сожалению, все проходит, незадачливые киллеры пересекли-таки ось равновесия и теперь все их отчаянные попытки пересечь ее в обратном направлении были тщетны.

— Господа! — поднял руку Фома, потому что подойти и дать прощального пендаля не мог, из-за той же ноги. — Прыгаем только по свистку, не раньше!

И он свистнул так, как не свистел Соловей-разбойник своей жене в день получки. Первый нападавший был более послушен, хотя и орал, как резаный, когда падал, а вот второй еще сопротивлялся, лихо выламывая фигуру на скользком мраморе, в котором и было все дело — скользко, не сдвинешься! — и почти преодолел все существующие законы физики, но душераздирающий крик тонущего и одновременно разлагающегося партнера, вывел его из равновесия окончательно. Это был конец и он был не для эстетов… повторный крик вспорол пространство.

«С криком мы приходим в этом мир, с криком и уходим, — резюмировал Фома, наблюдая, как страшно корчатся тела в мертвой воде. — Прости их, Говорящий, они получили сполна!»

Но он ошибался. Дальше произошло нечто абсолютно неожиданное. Над поверхностью воды медленно взмыли гигантские щупальца, а за ними — отвратительная пасть. Более совершенной мрази Фома не встречал. Взгляд этой твари, когда она уставилась на Фому, был настолько ненавидящ и дик, что он мог теперь смело брать ознакомительный тур в ад Босха. Ничего более серьезного он в жизни не видел. Василиск. Уродливая диадема из гребешков и мерзких отростков на голове, подтверждала, что перед ним царь змей.

Пятясь от бассейна, он не заметил, как исчезли наемники. Когда, в какой момент? Или у этой твари несколько пастей?.. Господи!.. Фома уперся спиной в холодную стену. Какой теплой она ему показалась, после проникновенного взгляда чудовища!..

Рядом с ним гулко ударились два меча — причина гибели бандитов, так как они были слишком длинны и тяжелы для таких случаев. Это было все, что осталось от несчастных. Видимо, тварь, наученная каким-то дьяволом, выбрасывала их, чтобы можно было узнать, кто последний купался.

Чуть позже Фома понял, почему не умер от страшного взгляда. Стена, в которую он упирался, ярко бликовала от факела и, возможно, мешала сфокусировать василиску взгляд. Цепь случайностей, спасших его от гибели, потрясла его и одновременно взбодрила.

Судьба Евгения хранила, нервно хохотнул он.

Хромой, обалдевший от купаний с прыжками и от страшных, почти бредовых видений, Фома окончательно заблудился, потому что теперь надо было не только искать зал для банкетов, но и избегать бассейны, даже видеть которые не хотелось. Вдруг змей снова вынырнет и посмотрит?..

Это окончательно сбило способность