— В любом случае ты выбрал не то, что надо. Я бы тебе и больше дал, — сказал Фома, — да у меня нет.

— Ну так и молчи тогда, — веско сказал водитель. — Потому что у дружка твоего они есть и он не жмот. Не жмот ведь, а?

Он повернул круглое, изрытое, как простокваша, лицо к Фоме, и пронзил острым взглядом водянистых глаз.

— Не… людоед, — успокоил его Фома.

— А ты и впрямь не в себе, — отвернулся водитель, и еще раз внимательно посмотрел на него в зеркало заднего вида. Фома приветливо помахал ему бутылкой, потом вышел из машины и прекратил соревнование огнетушителей метким выстрелом от бедра.

— Андроша, я тебя обожаю! — раскрыла Вера свои объятья и губы…

Потом был банкет в каком-то очень закрытом клубе и он, в отличие от скромно нервной регистрации, прошел с грандиозным размахом, как мечтала Вера. Ефим, во исполнение ее пожеланий, устроил тайную химическую свадьбу на этно-эпической основе — помесь сабантуя, бразильского фестиваля и нацистского факельного шествия, в стиле незабвенной Лени Рифеншталь. Была даже выбрана королева самбы Ева Браун. Ею, естественно, стала Вера, уже в новом вечернем наряде, так же, впрочем, как и королевой танго и танца семи занавесок (Фома был одной из них).

Из стройных штурмовых колонн гостей, что подходили с поздравлениями и дарами, он никого не узнавал, но гости на это не обижались, игриво намекая Вере, что это, вероятно, действие ее умопомрачительной красоты. Завершилась торжественная, она же — концертно-танцевальная, часть поздравлениями от мэрии и администрации президента. Принимал поздравления почему-то Ефим и никого это не удивляло, все знали, что Вера его бывшая жена и многие тосты звучали в том смысле, что земля, мол, круглая, а корень квадратный.

Потом принесли торт, огромный, как первая ступень ракеты носителя, на самом верху которого находилась сделанная из безе аллегория Купидона, дующего в раковину, у купидона было лицо Доктора. Кремовая надпись гласила: «Добрая свадьба неделю празднуется!»

Когда бросились разрезать торт, Доктор открыл глаза… визг, крики, туш!.. Шутка удалась, Доктора унесли, хотя многие хотели его облизать, но до хэппенинга дело не дошло, обошлись перфомансом.

Скандалов гости, как ни странно, не устраивали, хотя, судя по виду многих из них, могли бы и, главное, хорошо умели. Но, поскольку, Ефим вел себя как обычно, то есть сам был, как скандал, предлагая рискованные тосты и жесты в адрес молодых, а также высоких гостей и далекого правительства, референты которого, впрочем, были тут же, рядом, то гости были развлечены и так. Всегда приятнее наблюдать скандал, нежели в нем участвовать.

Фоме было скучно накачиваться шампанским, за исключением эпизода с Доктором и танца семи покрывал, но исполнявшегося уже профессионалками. Скучно до тех пор, пока Вера не сжалилась над ним и не высыпала в его бокал немного порошка из своей пудреницы. Потом, подумав, она сыпанула туда еще, от чего мир стремительно раздвинулся сердечным скачком и так же стремительно сдвинулся — Вера! Без надежды, без любви, только огромная змея, клубящаяся в животе. Вера висела у него на плече и сообщала новости, от которых он горел адским пламенем.

— Сначала мы запряжем Дилижанс, — горячо и сладко шептала она. — Потом ты пробьешь Тоннель под Монбланом и проложишь Дорогу в Якутию… сохой…

Фому распирало, он и не знал, что география, в соединении с дорожным строительством и земледелием, так эротична.

— Вера! — предостерегающе замечал Ефим, черной птицей выныривая из толпы. — Если ты подбросишь ему еще одну таблетку, его разорвет, не доходя до постели, на тысячу членов.

— А ты прекрати пить, Ромео! — вырывал он очередной бокал из рук Фомы и наливал минералки.

Но молодые уже видели только друг друга.

— А потом я покорю Пик! — докладывала Вера, и змея его стала разжиматься в низу живота горячим взрывом.

Они сбежали с банкета, чего практически никто не заметил. Гости определяли правительственные квоты отраслей народного хозяйства, закрепляли, бокалом, включение в бюджет страны бюджета своей семьи, тут же рождались новые безналоговые зоны вокруг дач присутствующих и решались судьбы малых народов Севера, в смысле, кто теперь нагреется на том угольке, который до них, до малых сих, не дойдет. Дел было по горло, за всем не уследишь. Когда еще увидишь столько полезных и симпатичных людей в одном месте?

Ефим торопливо благословил их:

— Правильно! Вы мне всю свадьбу своим отдельным поведением испортите. Ни пуха!..

— Что это? — оторопел Фома, когда они совместными усилиями, избавились от последней штрипки свадебного покрова Веры.

Огромная квадратная кровать в белоснежной пене клочьев растерзанного подвенечного наряда завертелась под ним, вместо вентилятора, который бесшумно включился едва они оказались в номере.

— Шрам, ты что не видишь?

— Ничего себе шрам! Это… нет, я не буду! — решительно заявил Фома. — Он мне не нравится!..

И во весь рост рухнул в засасывающую воронку постели, на покрывале которой было написано готическим шрифтом: «много сватается, да одному достанется!»

Вера завыла на развешенные кругом китайские гравюры «дао любви»…

Он летел в черную бездну и слышал только голоса, но слов не понимал.

— Ты с ума сошла! Что ты ему намешала? Это же клиника! У него эрекция миокарда сейчас, вместо!.. Его откачивать надо срочно, если он уже коней не двинул! Ты бы еще шпанской мушки накрошила, ведьма средневековая!

— Нет, он увидел шрам.

— Да какой шрам, он в таком состоянии, что собственную эрекцию принял бы за кошмар! Дело не в шраме, ты перебрала с зельями.

— Хотела наверняка. Может, еще попробовать?

— Что пробовать, ты посмотри, как лежит? Как внезапная смерть лежит! Ну, надо же быть такой дурой?

— Ладно, хватит орать! Что теперь делать?

— Что-что — не знаю!.. Хотя… пришли ему проститутку какую-нибудь что