«Разрешения на поднятие французского флага, – докладывал титулярный советник Виктор Федорович Машков из Багдада (от 24.06.1895), – выдаются, по слухам, вице-консулами в Адене и Маскате, а также губернатором Обока». Похоже, французы видят в этом действенный инструмент для «распространия своего влияния» в Прибрежной Аравии. Они «вовсе не замечают или, вернее, не хотят замечать», каких широких масштабов достигла «торговля невольниками под защитой выдаваемого ими без разбора французского флага»[605].

Рабский труд в Омане широко использовали в сельском хозяйстве – для обработки земель и ухода за садами финиковых пальм, а на Арабском побережье Персидского залива – в жемчужном промысле. Во второй половине XIX века доля рабов-африканцев среди населения Аравийского побережья от Омана до Кувейта составляла 17%[606].

Капитан Бойис, старший офицер патрульно-сторожевого отряда английских кораблей в Персидском заливе, в одном из своих отчетов за 1939 г. отмечал, что арабы Аравии с незапамятных времен использовали рабов для выполнения всякого рода «физических работ», и в первую очередь таких тяжелых, как жемчужная ловля и уход за финиковыми садами. Поэтому любая попытка принудить жителей Аравии на их тогдашней стадии развития отказаться от использования рабского труда была равносильна, на его взгляд, попытке заставить шотландцев отказаться от виски.

Несмотря на звонкую риторику британцев о борьбе с работорговлей в зоне Персидского залива, где присматривать за порядком им вверено было, дескать, самой Историей, их практические меры по ее пресечению едва ли можно считать достаточными. Действовавшая там специальная, как громко заявляли в Лондоне, «эскадра» по борьбе с работорговлей редко когда насчитывала больше трех кораблей. Даже для простого патрулирования побережья, протяженностью в 4000 километров, этого явно недоставало[607]. Под лозунгом борьбы с работорговлей англичане занимались, в первую очередь, реализацией своих экспансионистских планов в данном районе мира, навязывая арабам Прибрежной Аравии, силой и хитростью, разного рода кабальные для них договоры и соглашения.

В том, что касалось вопроса о борьбе с работорговлей, докладывал консул Российской империи в Багдаде Петр Егорович Панафидин, у англичан всегда просматривася двойной стандарт. На словах Лондон ратовал за то, чтобы безотлагательными и решительными мерами положить этому конец. На деле же действовал крайне осторожно.

Добиваясь исключительных прав на осмотр судов в Персидском заливе с целью положить конец работорговле в этом районе мира, английские агенты, по словам российских дипломатов, в то же самое время почему-то абсолютно игнорировали существование многочисленных невольничьих рынков в подпавших под их протекторат арабских уделах на Аравийском побережье. Таковые имелись и в землях того же Договорного Омана, и в Катаре, и в Кувейте, и на Бахрейне. В Маскате торговля неволниками велась вообще чуть ли не под носом у английского политического агента. Из сказанного следует, что заявления англичан о необходимости ликвидации торга невольниками в Аравии носили больше декларативный и показной характер, делались в расчете на то, чтобы под таким благовидным предлогом вмешиваться в дела арабов Аравии[608].

«Значительной» историки Омана называют торговлю рабами оманского некогда Занзибара с Францией. В 1800-х годах Занзибар в целях закупки рабов для африканских колоний Франции ежегодно посещало от пяти до десяти французских судов. С учетом объемов сделок, роли и места Франции в структуре торговли Занзибара «живым товаром» в штате администрации наместника правителя Омана на Занзибаре в 1809 г. появился чиновник, говоривший по-французски. В следующем году там открылась французская торговая фактория и была учреждена должность специльного брокера в порту. Число рабов, вывезенных в 1811 г. с Занзибара во французские колонии в Африке, составило около 10 тысяч человек.

В 1802 г., как рапортовал резидент Английской Ост-Индской компании в Маскате, доходы правителя Омана от торговли с землями Савахиль, то есть с побережьем Восточной Африки, составили 40 000 долларов, а его суммарные доходы – 130 000 долларов. Иными словами, коммерческие сделки с землями Восточной Африки, в первую очередь торговля рабами, давали примерно одну треть поступлений в казну владыки Омана. В 1804 г. Кильва, подвластная тогда Оману, послала в Маскат, в казну султана, 6000 долл. от своих доходов с работорговли, а Занзибар – 40 000.

О широкой вовлеченности французов в торговлю рабами с Занзибаром и Абиссинией докладывали британским колониальным властям в Индии аглийский политический агент в Адене капитан Стаффорд Хэйнс (занимал эту должность с 1839 по 1854 гг.) и английский консул на Занзибаре капитан Аткинс Хамертон. Центр работорговли Южной Аравии, сообщал С. Хэйнс, находился в Омане. Рабов туда везли с Занзибара и Кильвы, из Эль-Мукаллы и многих других мест. Мальчишку-абиссинца можно было купить за 2–3 фунта стерлинга. Девочки стоили немножко дороже. Французские суда, будь то военные или коммерческие, дозоры английских патрульно-сторожевых кораблей в прибрежных водах Южной Аравии, где бы то ни было, игнорировали. Когда французские боевые корабли заходили в Аден, то британскому флагу там не салютовали, так король Франции не считал Аден британским (подпал под власть англичан в 1839 г.).

Из донесений капитана А. Хамертона явствует, что правитель Омана во время одной из бесед с ним с сожалением заметил, что если работорговлю запретят, то его ежегодные потери от сделок с невольниками на Занзибаре составят не менее 20 000 фунтов стерлингов. И добавил, что запрет, вводимый англичанами на торговлю рабами, навлечет на них проклятие всех арабов Аравии, которые со времен их далеких предков используют невольников на тяжелых работах.

Известно, что правитель Омана, чтобы не допустить этого, даже посылал в Лондон, к королеве английской, своего представителя, ‘Али ибн Насира. Конечно же, с подарками в виде огромного парусного судна «Султана», двух жемчужных ожерелий из отборного аравийского жемчуга, двух дорогих изумрудов, драгоценного украшения в виде короны, 10 кашемировых шалей и 4 лошадей чистой арабской породы с богатой родословной.

Поскольку возвращался ‘Али ибн Насир на английском судне, через Аден, то капитан Хэйнс получил указание принять его тепло и радушно. Из Адена на Занзибар посланца правителя Омана и Занзибара доставили на судне «Tigris”, капитан которого, лейтенант Христофер, знал арабский язык[609].