эти животные - "рабы", которым не хватает значимого контроля над собственной жизнью, и в результате им наносится вред (Francione 2012; Bryant 1990: 9). Проблема с этой точкой зрения, однако, заключается в том, что неясно, заинтересовано ли большинство животных в таком контроле над собственной жизнью. Поясним, что причина, по которой мы считаем, что большинство взрослых людей заинтересованы в достижении целей, которые они выбрали для себя, заключается в том, что они являются личностями: индивидами, способными формулировать, пересматривать и реализовывать свои собственные представления о благе (Rawls 1993: 72). Это означает, что для большинства людей возможность контролировать основополагающий выбор в отношении семьи, работы, религиозных убеждений и т. д. является главным условием достойной жизни. Однако требования достойной жизни для большинства животных в этом отношении совершенно иные. Большинство нечеловеческих животных лишены способности формировать, пересматривать и реализовывать свои собственные представления о благе. Таким образом, они также лишены внутренней заинтересованности в окончательном контроле над собственной жизнью (Cochrane 2009). Таким образом, если контроль над людьми путем принуждения их к определенным формам использования неизбежно вреден, то использование большинства животных подобным образом не несет в себе никакого вреда.

Таким образом, кажется, нет причин полагать, что большинство животных имеют неотъемлемый интерес в том, чтобы не быть использованными человеком. Поэтому мы не можем утверждать, что все разумные животные имеют право не быть использованными человеком, если такое использование не влечет за собой страдания, смерть или другие формы вреда.

 

Владение животными

Как же тогда быть с собственностью на животных? Вы помните, что еще одним предполагаемым следствием прав животных является то, что они никогда не должны становиться собственностью человека (или других существ). Но заинтересованы ли животные в том, чтобы не быть собственностью? Многие сторонники прав животных считают само собой разумеющимся, что у них есть такой интерес. При этом они в основном следуют утверждениям Гэри Фрэнсионе (2008), который доказывает, что животные имеют базовый интерес в том, чтобы не быть собственниками, из-за строгой дихотомии в праве между "вещами" и "лицами". Он утверждает, что если субъект имеет статус "собственности", то он классифицируется как "вещь", чьи интересы обязательно будут подчинены интересам "лиц", владеющих собственностью.

Но с этим анализом есть две проблемы. Во-первых, совсем не очевидно, что имущественный статус животных означает, что все их интересы обязательно подчинены интересам их владельцев-людей. Право собственности - это не абсолютное право делать со своей собственностью все, что заблагорассудится; это гораздо более квалифицированное понятие, включающее в себя набор прав и правомочий (Honoré 1961). Очень важно, что содержание и строгость этого набора прав зависят от контекста. Это означает, что животные вполне могут быть собственностью по закону, но при этом закон может накладывать ограничения на то, что владелец может делать со своей собственностью. Важно отметить, что закон может устанавливать ограничения, которые ставят интересы животного, находящегося в собственности, выше интересов человека-собственника. И мы видим, что во многих юрисдикциях закон поступает именно так. Например, в ЕС запрещено держать телят на цепи в телячьих ящиках. Таким образом, владельцы человеческой собственности лишаются свободы реализовывать свои деловые и кулинарные интересы по своему усмотрению; и такое ограничение введено ради благополучия животных. Проще говоря, право собственности не обязательно подразумевает, что интересы владельца должны быть приоритетнее интересов собственности (Sunstein 2004, 11; Garner 2006; Cochrane 2009).

Тем не менее, можно утверждать, что животные заинтересованы в том, чтобы не быть собственниками, просто потому, что это официально наделяет их статусом неполноценных и "второго сорта". Но если принадлежность к собственности не обязательно означает, что их интересы будут ущемлены или подчинены интересам других людей, то непонятно, почему наличие такого статуса должно беспокоить животных. В конце концов, животные не имеют представления о том, что такое собственность, как и большинство из них не обладают такими способностями к самоуважению, которые могут быть подорваны, если они осознают свой статус второго сорта. Кроме того, стоит оспорить часто повторяемое утверждение о том, что в праве существует и должна существовать строгая и иерархическая дихотомия между вещами и людьми. Повторимся, право собственности означает наличие пучка прав: на использование, владение, передачу и так далее. Но конкретный набор прав и их строгость варьируются в разных примерах собственности. В этом свете не существует строгой разделительной линии между собственниками и теми, кто ими владеет, а есть гораздо более фрагментарная картина, в которой подавляющее большинство из нас являются одновременно и субъектами, и объектами различных случаев собственности. В качестве примера можно привести случаи владения, которые имеют родители над своими детьми, например, право на владение; или работодатели над работниками, например, право на доход; или государства над гражданами, например, право на управление, и так далее. Все эти случаи, конечно, должны быть квалифицированы; но, тем не менее, они являются случаями собственности, которой подвержены человеческие личности.

Таким образом, мы не можем сказать, что животные имеют неотъемлемый интерес в том, чтобы не принадлежать людям. Таким образом, нет никаких оснований закреплять за ними право не принадлежать людям при условии, что такое право не причиняет им страданий, смерти или иного вреда.

 

Эксплуатация животных

Многие утверждают, что позиция защиты прав животных не только исключает использование животных и владение ими, но и предполагает, что животные не должны эксплуатироваться. Но есть ли у животных интерес в том, чтобы их не эксплуатировали? Это несколько сложный вопрос, поскольку термин "эксплуатация" используется в довольно свободном смысле, обычно с негативным оттенком, как в литературе по этике животных, так и в повседневном дискурсе. И, конечно, если эксплуатация просто эквивалентна причинению страданий или других форм вреда, то было бы очень легко признать, что у животных есть такой интерес, который, можно сказать, обосновывает обязанности со стороны других.

Однако у эксплуатации есть и более конкретное марксистское определение, и именно его используют некоторые сторонники прав животных. Так, ряд мыслителей (Noske 1997; Perlo 2002; Hribal 2003) опираются на марксистскую теорию для обоснования прав животных. Более того, часть этих рассуждений включает в себя демонстрацию того, как животные эксплуатируются капиталистическим производством точно так же, как и люди. В конце концов, и люди, и животные работают на капиталиста, который извлекает из их труда излишек, чтобы получить прибыль. Именно этот элемент "неоплаченного труда" делает отношения между капиталистом и работниками-людьми или животными обязательно эксплуататорскими.

Так есть ли у животных интерес в том, чтобы не выполнять неоплачиваемую работу на человека? Если они получают компенсацию за свой труд в той мере, в какой они могут вести цветущую жизнь и не