Оппоненты Гастеву были подобраны тщательно, самые надежные и стойкие. И первый же сразу подтвердил мнение ведущей организации, что обсуждаемая работа намного превосходит требования, предъявляемые не только к кандидатской, но самой наираспродокторской диссертации. Кроме того, эта работа может быть успешно защищена и на степень не местных прохиндейских, но уважаемых математических наук.

После такого повторного захода в сторону докторской диссертации председатель совета, человек весьма блеклой наружности, со скучающим лицом вяло встал и заунывным голосом объявил, что совет по составу своему неуполномочен присуждать докторские, но только кандидатские степени, и он убедительно просит, чтобы впредь…

Ну ладно! Всерьез никто и не собирался.

Это все та же соломка, поплавки, приспособления, чтобы прорваться.

И нас не остановишь! Свернуть режим не можем, но героя отстоять — все сделаем. И тогда весьма изощренный в закулисных делах, каверзах, интригах оппонент, закаленный в публичных битвах записных демагогов (это был Бирюков Борис Владимирович), объявил, что специально справлялся в ВАКе и удостоверился в следующем.

Как известно, диссертант обязан к моменту защиты иметь как минимум две опубликованные работы. Реальная среднестатистическая цифра по стране — 3,14 опубликованные статьи. Больше нормы.

Однако впервые кандидатскую диссертацию защищает человек, опубликовавший сто шестьдесят восемь статей, и не в каких-нибудь задрипанных аспирантских сборниках, предназначенных для публичного сожжения сразу же после выхода из печати, а в самых уважаемых академических изданиях, включая энциклопедии (посмотрите пятитомную философскую энциклопедию. Особенно именно пятый, последний том. В нем все статьи по проблемам логики и обоснования написаны Ю. А. Гастевым. Откройте наугад три разворота. Хоть на одном из них будет его имя). Из опубликованных диссертантом работ 52 статьи вышли за невидимым из-за бугра рубежом, т. е. не только в дружественных Польше, Венгрии, Болгарии и США, но даже в таких экзотических странах, как Финляндия, Великобритания и Нидерланды. Все это не имеет прецедентов и достойно Книги Гиннесса.

Этот подкованный по всем вопросам оппонент (Б. В. Бирюков) назвал едва ли не трехзначную цифру уже успешно защищенных диссертаций, в которых на труды Гастева ссылаются как на классические. Назвал имя молодого ученого, который уже успешно защитил диссертацию, суть которой состояла в развитии одной из оригинальных идей, высказанных Гастевым в одной из статей (имя диссертанта не помню, но статью и саму идею знаю. Моя студентка Светлана Сычева, давно уже доктор все тех же наук, на защите своего диплома сама придумала и отстаивала ту же идею, а я ей порекомендовал читать Гастева. Но «отл» ей поставил не только с удовольствием, но и с некоей завистью).

Из отдельных качеств диссертанта, кроме очевидного исследовательского таланта, выступавшие подчеркивали исключительную научную добросовестность Юрия Алексеевича. Дотошность, аккуратность, высоконаучную педантичность, тщательность, вплоть до щепетильности. Все выверено, все доказано, досказано, сформулировано. Ни одна ссылка не пропущена, все имена восстановлены. Так и получилась работа из пяти глав вместо обязательных двух.

Выступил математик. Сказал, что для степени кандидата представляемых им наук хватило бы двух глав, историко-философское введение можно было бы пропустить. Никаких, ни даже малых возражений не поступило.

В качестве пожелания или предложения выступавшие говорили только о том, что, переставив главы или пропустив одну из них, можно смело выставлять этот же текст на защиту докторской.

Что и рекомендовали сделать.

Но все-таки был момент, когда всем присутствующим напомнили, в какой стране живем и что мы из себя представляем. Председатель все тем же несвежим голосом спросил:

— Вот я тут полистал документы… Вы ведь не член партии?

— Нет, — просто ответил подзащитный.

— А в комсомоле…

— И в комсомоле.

— А как вы вообще к нашей партии относитесь?

Ну как теперешнему поколению объяснить?

Они уже не помнят, кто с кем воевал в последней мировой войне.

А мы все сразу каски на голову и по окопам. Ужас!

Я был уверен, что Гастев ответит. Уровень интеллекта, знаете ли. Как-нибудь-то ответит, не щенок, небось, — Гастев!

Но мысленно молился, чтобы он не побежал керосином обливаться и поджигаться на Красной площади.

— Лллллояльно, — медленно, глядя в пол, процедил Гастев.

Удивительно, но этого хватило.

Не думаю, что председатель совета выполнял задание: ни в коем случае не пущать. Препятствовать — да! Такое было время в такой стране. Раз ты председатель, значит, партия доверяет тебе высокую миссию недопущения ликования в стане политических противников. Просто он был на посту, проявил бдительность, как ему и полагалось, за что ему и платили. Не уверен даже, что председатель был тем единственным, кто проголосовал против.

Но кто-то должен был, обязан был бросить черный шар. А вдруг там наверху обеспокоятся и спросят? Все ведь под подозрением.

Вот тогда-то каждый может сказать, что это именно он проявил бдительность и именно его черный шар.

Короче, защита прошла гладко и вполне благополучно. Нас пригласили на банкет, домой к Гастеву. Тогда-то я впервые увидел и маму Гастева, и жену Галину Анатольевну, и двух дочек-близняшек.

Было накрыто два стола: для чистых и нечистых. За одним сидели коллеги-логики, в том числе и мы, за другим — друзья-диссиденты. Между прочим, Есенин-Вольпин был именно за вторым столом. Мы, конечно, ходили брататься, и несколько раз я стоял, разговаривал в одном широком кругу с политическими, своих высматривал. Никого не узнал. Другие времена, другие лагеря, другие эшелоны.

И сознаюсь, не слишком я стремился найти знакомого, вступить в число диссидентов. Не было у меня отваги и желания становиться героем и снова втискиваться в ряды открытых антисоветчиков.

Я вовсе не оправдываюсь. Еще чего не хватало.

Я добровольно и навсегда исключил себя и всю семью из разряда подозреваемых — мы уехали. Просто для объективности, для полноты картины. И тем не менее об этой защите я хочу еще кое-что дописать. Не совсем о Гастеве, не о его семье. О временах, о нравах.

Может, кому западет в память эта странность.

Чейн-Стокс

Еще в учебный период знакомства, а иногда и после, Ю. А. Гастев фрагментарно рассказывал нам истории о себе, о семье.

В разном составе я не менее пяти раз слышал историю о том, как Гастев узнал о смерти Сталина. Место поселения, где-то в Прибалтике, где Ю. А. и получил высшее образование. То ли общежитие, то ли совместное проживание… Конец февраля 1953 года. В газетах и по радио[36] новости о болезни Сталина. Горбачев, Ельцин — смертны. С оглядкой, шепотком, по секрету: смертен и Путин. Но Сталин? Не-воз-мож-но. Мир не устоит.

Молодой еще Гастев квасит с дружком, не слишком