— Здесь, — улыбнулась Юмпла еще шире, показывая то и другое. — Почему ты не спишь так поздно, Вероника? Я прилетаю, когда дети уже видят сны.

— А правда, ты приносишь подарки, а не родители? — спросила Вероника. — У меня вер… версия была, что все-таки родители…

— Я приношу подарки тем, у кого родителей нет, — ответила Юмпла. — А тем, у кого родители есть, я подарки благословляю.

— Экономия, — догадалась Вероника.

Тем временем снаружи зашуршало. Словно брави из Братства Добрых, Астрид незамеченной прокралась к окну родителей, но никого там не прикончила, а наоборот — оставила кудесные подарки. Теперь она собиралась осторожненько проверить, уснула ли наконец мелкая, и если да — то все хорошо, а если нет, то Астрид сначала слетает к Копченому и Зубриле, а потом вернется… и уж лучше бы мелкой к этому времени спать, иначе Юмпла-Астрид ей всыплет по первое число!..

Но когда она свесилась с крыши, то совершенно окирела, потому что одна Юмпла в комнате мелкой уже была, причем Астрид сразу поняла, что эта — настоящая!

— О-ки-ре… — прошептала она.

— Здравствуй, Астрид, — произнесла бабушка Юмпла, не повертывая головы. — Я о тебе наслышана.

Астрид ойкнула и дернула себя обратно на крышу, но тут же передумала, спустилась и повисла, держась одной рукой за горгулью.

Подарок для Вероники она пока что затолкала в углубление под карнизом.

— Я тебя столько лет ждала, а ты никогда не приходила! — обвиняюще воскликнула Астрид. — Я один раз до утра не спала!

— Извини, Астрид, даже детям нельзя видеть истоки чуда, — сказала Юмпла. — Оно должно совершаться в волшебной атмосфере тайны. Иначе из добродневной сказки я стану просто… разносчиком игрушек.

— Это не то, — согласились сестры Дегатти.

— Но раз уж вы меня увидели… вам я разрешу сегодня мне помочь, — сказала Юмпла, лукаво улыбаясь. — Конечно, если хотите.

У девочек вытянулись лица. Хотят ли они помочь бабушке Юмпле разносить подарки?.. хотят ли они?..

Да кто на свете будет таким дураком, что этого не захочет?!

— Ща, я только переоденусь! — вышвырнула себя в окно Астрид.

Вероника, правда, немного замешкалась. Мама все время повторяет, что нельзя уходить без спроса и нельзя никуда ходить с незнакомцами. Конечно, это не какой-то незнакомец, а бабушка Юмпла, но все равно — одобрит ли мама?

Но она не успела все как следует обдумать, потому что вернулась Астрид. В своем лучшем дорожном платье, нарядная и причесанная, с деревянным мечом на поясе, дорожным рюкзачком и Очком Истины. Она снарядилась с такой скоростью, с какой Вероника ни за что бы не сумела.

Сама она так и осталась в пижамке-кигуруми в виде лисички. Старая, в виде зайчика, на нее уже не налезала, но на день рождения тетя Сидзука подарила новую. Вероника подумала, что ей, наверное, тоже стоит переодеться во что-нибудь, но… но это будет долго, без маминой помощи она всегда так копается…

— Быстрее! — схватила сестру за руку Астрид.

— Быстрее! — донеслось из ее рюкзачка.

Тот расстегнулся, и из него высунулись Пырялка и набивной дракончик.

— О, проклятые игрушки, — с интересом посмотрела Юмпла. — Не думаю, что их можно брать с собой.

— А я буду за ними следить! — сказала Астрид, помогая Веронике вскарабкаться на подоконник. — Мы на метле полетим?!

— На метле, — кивнула Юмпла, кладя метлу прямо на воздух.

Та задергалась, затряслась и расширилась так, что стала похожа на гондолу. По краям поднялись бортики, внутри появились сиденьица, а прутья взвихрились настоящей тучей.

— Так я облетаю Парифат, когда меня сопровождают маленькие помощники, — объяснила Юмпла, помогая Веронике забраться внутрь и сама усаживаясь позади нее.

Астрид устроилась впереди всех, на носу. Она аж дрожала от возбуждения.

— Ночь только началась, — сказала Юмпла. — Держитесь крепче, у нас много работы.

И божественная гондола со свистом понеслась сквозь пространство.

— Поверить не могу, — сказала Астрид, залезая в чье-то окно. — Я с Юмплой разношу подарки.

Это происходило не совсем так, как Астрид себе представляла. Юмпла не подлетала к каждому дому и к каждому окну. Метла-гондола будто одновременно была сразу во многих местах в каком-то странном Кудесностоянии У Чьего-то Подоконника. Мгновенно переносилась с места на место, просто переключая внимание с одного на другое. Мир вокруг странным образом колебался и менял цвета. Как в Лимбо, только здесь под гондолой проносились океаны и континенты. На это было очень тяжело смотреть.

Они летели в небе и в то же время заглядывали к кому-то в окно, подкладывали подарок или меняли не особо кудесный на особо. Юмпла читала письмо ребенка, и это были сразу миллионы писем разом. Юмпла угощалась оставленным ей добродневным печеньем, и сразу миллион печений исчезал в ее ненасытном брюхе (Астрид позавидовала такой способности).

— Будете печенье? — предложила Юмпла.

— Да, — кротко взяли по печенью сестры.

Дракончик очень старался. Он был вообще на себя не похож. После того, как вчера вечером он вернулся, Астрид его сторонилась и не подпускала к младшим сестрам. Она даже не заметила, когда он забрался в ее рюкзачок. Просто постеснялась сказать, что он пролез без ее ведома.

Но он вел себя очень прилично. Словно милый добродневный свейнар. Запрыгивал в окна, приносил письма, которые оставили не на подоконнике, а на столе или где-нибудь еще (в некоторых местах было очень ветрено), и разве что не вилял хвостом.

— Что там с тобой случилось? — спросила Астрид. — Тебе мозги промыли, что ли?

— Я долго скитался, — сказал дракончик. — По Мпораполису, по джунглям. Всякого повидал и понял — я хочу быть хорошим.

— Серьезно? Вот так просто? — усомнилась Астрид.

— Я вспомнил, что меня делали с грустными мыслями, — сказал дракончик. — Что я должен быть таким, чтобы веселить хозяина-ребенка, но ему это уже не надо, потому что он не ребенок, и он уже никогда не будет счастливым ребенком. Не был — и не будет…

В стеклянных глазах дракончика отразилась боль.

— А кто тебя сделал? — спросила Астрид.

— Не знаю. Но кто-то очень-очень злой и грустный. И он сделал меня с добрыми мыслями о веселье для детей и со злыми — о том, что надо наказать их за веселье, которого у него не было. За игры, в которые с ним никто не играл. За игрушки, которые были отняты.

На лице Юмплы отразились внезапные понимание и скорбь.

— Это какая-то чушь, — оттопырила губу Астрид.

— А твоя сестра разбудила меня просто для веселья. Для игры. И я стал склоняться к этому. Я хотел играть, но сначала не получалось играть так, чтобы со мной хотели играть. И тогда я стал учиться играть