— Дорогая… — Сергей коснулся ее руки.

— Я думала, ты помереть решил, а ты ржешь как лошадь, — почти неслышно произнесла Виолетта.

— Как конь если… — исправил Сергей. — Здесь же нельзя помереть, ты знаешь…

— Кто тебя знает, ты на что угодно способен… — отозвалась Вика. Ее одолела внезапная слабость, и она опустила ладошки на прикрытые подолом колени.

— Виа, Виолетточка, милая… — Сергей заговорил с внезапной мягкостью. — Дорогая моя… Прости меня… Прости… Я только что говорил ужасные вещи… Я не знал… Прости… Я виноват перед тобой…

— Ты меня прикончишь своим поведением, — бессильно ответила Виолетта. Ее пальцы в изнеможении легли на лоб. Объятия Сергея тронули маленькие плечи, и она не сопротивлялась.

— Милая, любимая, родная, прости, — шептал Сергей, гладя ее по свисающим прядям волос. — Прости, прости мужа непутевого. Иди ко мне, я прошу тебя…

Не пытаясь возразить, Виолетта позволила ему придвинуть себя ближе, отдаваясь его рукам, как неизбежности своей судьбы. Сергей прижал ее к груди, бормоча бессвязные нежности. Она закрыла глаза, нервно ухватившись за его рубашку, и затихла немым доказательством того, что ее любовь была сильнее любых произнесенных сгоряча слов. Сергей сомкнул веки, его ресницы коснулись ее лица, а дыхание всколыхнуло пшеничные локоны Виолетты. Руки спрятали ее от всего здешнего мира, но, казалось, что они слишком слабосильны перед тем светом, в котором жила она.

В один момент померкло все, что было вокруг. Стены, ад, камни, мокрицы. Улетели в небытие суета и бессмысленная возня, безвылазно сидевшие в его разуме. Полегчал тяжелый воздух, в чистоте растворился смрад и поганые сплетения.

Сергей дернулся, когда снова узрел небо. Нервами и трепетом прошло оно сквозь тело. Не над ним были эти небеса. Они были вокруг него, в нем, и он был внутри него. Вместе ней. Они сидели, обнимаясь, вместе под миллиардом лучей золотистого солнца, окутывающего собой все, нежно прикасающегося к сердцу, осторожно ласкающего кожу. Солнце, и ничего больше.

Невообразимый покой, но вечное бурление ключа жизни, разумной, тонкой, прекрасной. Полнота всех красок в золотом луче. Погрузившись в него, Сергей всем собой ощутил успокоение и теплое расслабление. Он чувствовал, что мимо него сотнями тысяч парят другие ангелы, создания небесного ума, славят Бога в унисон голосов, тысячами таких разных и в сущности единых лиц.

В нем не осталось места ни для боли, ни для страха, ни для унижения. Сергей понимал, что все, что душило его в эти бескрайние дни, вдруг ушло. Всем разумом, всей душой и всем сердцем, он отдавал себя долгожданному Богу, отдавал себя ей, как она долгие часы и мимолетные минуты приносила ему себя в святом таинстве сердец.

Сергей увидел, как в небе зажглась россыпь алых ангелов. Бесконечные, как сама любовь, они летели звездопадом красных крыльев, женских платьев, пламенных волос, рыжих ресниц и разноцветных глаз. Мужские голоса вторили женским. В руках они несли огонь. Огонь в сердцах, огонь во взглядах.

Грудь Сергея в страхе застыла, когда он прочувствовал, как зажигается это пламя, как, горя сквозь тела, проходит во весь мир, не сжигая, но вбирая в себя всех, кто был создан. В Сергея вошел огненный шар, до экстаза охватывая сердце, желанно завоевывая его целиком. Он сгорал, и он не мог иначе. Ему хотелось кричать, хотелось метаться, но он сильнее стремился навстречу тому, что было теперь в нем. Он полыхал вместе с ней, нежданно ощутив себя и ее единым целым, единой плотью, которую уже нельзя было разделить. На губах застыл немой хрип. Глаза давило болью, сердце трепетно стучало. Криком из него вырвалось «прости» и утонуло в кипящей лаве безбрежного чувства, ненужное там, где слышит кожа и дыхание дышит одним лишь пламенем.

Сергей любил. Он снова любил одну ее, как всех остальных, и всех остальных, как одну ее. Его глаза раскрылись, широко глядя на этот мир.

— Какая уж там… Накрывшая лавина… — проговорил он.

— Теперь ты мне веришь? — на него в упор взглянули огромные черные зрачки Виолетты.

— Да, любимая, верю… Я люблю тебя, Виолетта. Я люблю тебя.

Сергею показалось, что он никогда не исповедовал свое сердце так честно и так просто.

Он испытывал то незабываемое, когда глаза женщины смотрят прямо и без страха, и тогда смущение овладевает мужским сердцем. Он на минуту потупился, не решаясь говорить дальше.

Бережно ладони скользнули по ее рукам. Сергей склонился к жене и очень нежно поцеловал ее в губы, как никогда никого не целовал, как не принято было у ангелов.

— Не знала, что ты так умеешь, — сердечно улыбнулась Виолетта.

— Я… только что научился, — ответил он.

Сергей смотрел в ее глаза. Теперь он смотрел на нее. И видел ее такой, какая она была. Своей любимой женой. И из ее прически по-прежнему торчала в сторону неуложенная прядка. Такая же непокорная, какой оказалась и сама Виолетта. Сергей взял ее пальцами и умильно облобызал.

— И давно ты увидела огненных ангелов? — спросил он.

— С самого первого вечера в этой комнате, — тихонько отозвалась Виолетта. — Когда ты разрешил мне остаться…

— Почему же ты молчала?..

Она не ответила, но Сергей распознал по ее взгляду. Сокровенность сердца, та любовь, о которой она говорила десятки раз. Но он ее не услышал.

Значит, она любила его с первого дня. Казавшаяся законченной адская демонесса, она просто поверила произнесенным им словам. Она доверилась ему, как ребенок. Не выискивая подвохов. Доверилась, как доверяют Богу, как отдают свою душу ангелу-хранителю. Чтобы отличить истину от лжи ищущему сердцу понадобилось одно мгновение. Он смог это сделать только сейчас.

Хорошо, что смог вообще!..

«Приз за догадливость достается жирафу по кличке Пятнистый…» — подумал Сергей. И душа его засмеялась самым искренним смехом.

— Спасибо тебе, Виа, — произнес он.

— За что?.. — удивилась Виолетта.

— За все.

— Это я должна тебя благодарить за все, что ты сделал для меня.

— Нет, я. Поверь мне, — Сергей вздохнул и притронулся к подбородку. — Знаешь, фиалка, я должен тебе кое в чем признаться. Я знаю, это прозвучит ужасно. И я ведь, по сути, уже это сказал, но… Теперь я покаюсь перед тобой, как перед Богом. А ты выслушай меня, потому что иначе я не смогу смотреть в твои глаза, не смогу быть до конца правдив с тобой, а я и так слишком много лицемерил. Выслушай меня и прости, если сможешь, — он сделал паузу. Она была рядом и слушала. — Знаешь, я ведь не сгоряча ляпнул. Я действительно не любил тебя. До теперешней минуты. Я тебе просто врал. Нагло врал, чтобы тебя успокоить,