Королеве становится худо:

Три огарка во храме остались чадить:

      Два Иакова, третий — Иуда.

Счастья миг для Марии ужасно далек,

      Страх бурлит в королевском сердечке:

Ибо видит она, как погас фитилек

      У Иакова Младшего свечки.

Собирается сумрак во храме густой,

      От свечей — в четверть дюйма полоска,

Да еще — как ни горько — Иаков Святой

      Весь покрылся натеками воска!

И привстала Мария, стеня и моля,

      Сил малейших не чувствуя в теле:

«Я Иудой назвать не могу короля!» —

      Закричала она из постели.

«Так назвать я его не могу, пожалей!

      Это ведают все христиане:

Ни единый Иуда среди королей

      Не был назван в крещении ране!»

Юный принц оказался настоль же удал,

      Приключилась серьезная драма:

В колыбели младенец устроил скандал

      Посреди благолепного храма.

В вышних голос Марии вниманье привлек

      Вот он, час, уготованный чуду!

Сквозь окно к алтарю прилетел мотылек

      И обхлопал Святого Иуду!

О Иаков Старшой, ты святой добродей,

      Ты упал, но фитиль еще светел —

А тем временем вспыхнул Иуда Фаддей

      И на все на вопросы ответил.

Темным воском сгоревшие крылья облёк

      Мотылек, погибая во благо,

Где Иуда сиял — там лежит уголёк,

      Но пылает великий Сант-Яго!

Королеву судить за восторги грешно,

      Есть у сына отныне защита:

Ибо принцу в крещении было дано

      Арагонское имя Хаймито!

Я хвалы тебе ныне всемерные шлю,

      Арагонских побед вдохновитель!

Если имя Сант-Яго дано королю —

      Да прославится Хайме Воитель!

Бог сопутствует воину в деле святом,

      Совершаемом честно и прямо;

Будет ныне покорно лежать под Крестом

      Перевернутый символ ислама!

Он захватит Валенсию твердой рукой,

      Кинет мавров к подножию трона,

И Майорку займет средь пучины морской:

      Приумножит надел Арагона!

Богоматерь, сойди в Сарагосский собор,

      Кинь сиянье на древние стены, —

Славься ныне и присно Сид Кампеадор,

      Муж прославленной доньи Химены!

Перевод Е. Витковского

Рупрехт-разбойник

ЧАСТЬ I

Схвачен Рупрехт-разбойник, каналья и плут, —

В славном Кёльне, и скорым был суд,

Приговор оглашен, от петли не спасут

Бедолагу ни фарт, ни сноровка,

Ждут его два столба да веревка.

От возмездья за мзду все одно — не уйти,

Но заверил монах — есть иные пути,

Откуплю, — и обет не нарушу, —

Отмолю многогрешную душу.

Вторит братия хором, мол, это почет

Чистоганом Всевышнему дать под расчет, —

И добро твое будет на месте, —

А уж мы отпоем честь по чести!

За тебя все святые мольбу вознесут,

Чьи нетленные мощи покоятся тут,

Коли щедры твои воздаянья

На их нужды и благодеянья.

На Волхвов уповай, — молвят, руки воздев, —

На одиннадцать тысяч умученных дев,

Кёльн — хранитель священного праха,

И душа не изведает страха!

И обитель монашья помянет добром

Удальца, искупившего грех серебром,

Нас вниманьем своим не обидишь, —

Невредим, из Чистилища выйдешь.

Там бушует огонь — вавилонского злей,

Не щадит ни безродных он, ни королей,

Попечением рати Господней

Ты не тронут придешь к преисподней.

Будет все по-людски, — отдавая концы,

Уследишь, как читали святые отцы

Из Писанья, как в колокол били,

Как веревку украдкой кропили.

Но негоже предать твое тело земле,

Будет Рупрехт-разбойник болтаться в петле,

Чтоб прохожие, днем или ночью,

В том могли убедиться воочью.

В Дюссельдорфе, равно как и в рейнском краю

Лицезреть перекладину смогут твою,

Юг, и север, и запад равнинный

Насладятся приметной картиной.

Будет виселица отовсюду видна,

И для взора любого отрадна она:

Имя Рупрехта долгие годы

Означало беду и невзгоды.

К месту казни монахи явились чуть свет,

Дабы выполнить Рупрехту данный обет.

И с почтеньем, отнюдь не с проклятьем,

Совершилась расправа над татем.

В кандалах его вздернули, и поделом!

Но водой окропили, пропели псалом,

Умилялась вся братия долго

Исполненью последнего долга.

На закате толпа разбрелась по домам,

Возвратились зеваки к обычным делам,

Лишь, неверным охваченный светом,

Рупрехт темным висел силуэтом.

Любопытный порой озирался назад,

Дабы бросить на жертву решительный взгляд.

Но с восходом народ изумился:

Из петли Рупрехт-висельник смылся.

ЧАСТЬ II

Нынче в Кельне иная царит суета

Озадаченный люд не поймет ни черта.

Нет висевшего головореза,

И куда подевались железа,

Лишь удавка цела, без надреза.

— Чудеса, мы таких не видали пройдох!

Ведь болтался в петле он, покуда не сдох!

И весь день провисел, как колода,

На глазах у честного народа.

И палач говорил, — мол, на то я и кат,

Чтобы службу исполнить свою в аккурат.

Я всю душу вложил, без боязни

В совершение праведной казни.