7//6

…Вдалеке от Москвы, от балета «Красный мак»… — Бендер резюмирует туристические достопримечательности Москвы. «Красный мак» — советский балет, в котором фигурируют Восток, классовая борьба и мировая революция. Автор музыки — Р. М. Глиэр (1875–1956). Был поставлен в Большом театре в 1927, с Б. В. Гельцер в заглавной роли, и продержался в репертуаре более тридцати лет. Содержание его сводится к следующему:

«Советский корабль приходит в китайский порт. Его прибытие вызывает горячие симпатии к СССР со стороны трудящихся и озлобление в среде европейцев и китайской буржуазии, боящейся «разлагающего влияния большевиков». Против советских моряков организуется заговор, расстраиваемый китайской артисткой Тая-Хоа («Красный мак»). Озлобленные неудачей заговорщики убивают Тая-Хоа; умирая, она завещает окружающим ее трудящимся бороться за революцию» [КН 39.1927].

«Красный мак» занимал в музыкальной жизни 20-х гг. примерно такое же место, как «Бронепоезд 14–69» Вс. Иванова на драматической сцене [см. ЗТ 8//18]. Критика приветствовала его как образец современного искусства, взращенного на революционных идеях и вместе с тем не уступающего классике по добротности художественной выделки. «Вся Россия обсуждает «Красный мак»» [Rukeyser, Working for the Soviets, 73; действие в 1929]. Балет Р. Глиэра, как и пьеса Вс. Иванова, демонстрировался гостям Москвы в ряду достижений социалистической культуры. Французский корреспондент передает слова пожилой дамы, встреченной в поезде: «Какой прекрасный город Москва! Вы видели «Красный мак», последний балет Большого театра? Первая картина изумительна» [Le Fevre, Un bourgeois au pays des Soviets].

Несмотря на большую популярность балета, некоторые знатоки критически отзывались о его музыкальных достоинствах. В изданных в США мемуарах Д. Д. Шостаковича (степень подлинности которых до сих пор является предметом споров) цитируется острота И. И. Соллертинского, который, перечисляя в публичной лекции музыкальные произведения на китайские темы, сказал: «Ну и потом имеется, извините за выражение, «Красный мак» Глиэра» [Shostakovich, Testimony…]. Заметим, что соавторы также отзываются об этом балете с явной иронией: «…четверкой бронзовых коняг, волокущих Аполлона на премьеру «Красного мака»…» [см. ДС 18//2].

7//7

…От антикварных магазинов… — Конец 20-х гг. отмечен расцветом моды на предметы старины среди различных слоев населения. Государственная и частная торговля антиквариатом приобрела широкий размах. «В 1928 году — в Москве, в Ленинграде, по губернским городам — возникли лавки старинностей, где старинность покупалась и продавалась — ломбардами, госторгом, госфондом, музеями» [Б. Пильняк, Красное дерево, гл. 5]. Власти начали массовую реализацию вещей, конфискованных в годы революции у аристократии, буржуазии и церкви. Антикварный магазин этих лет, как и описанный в ДС мебельный аукцион, — своего рода археологический раскоп исчезнувшего мира. Его витрины со второй половины 20-х гг. стали соперничать с музеями по богатству старинных ювелирных изделий, произведений искусства, икон и реликвий. Иностранцы описывают, среди прочего, большую выставку-продажу декоративных яиц Фаберже весной 1927. По их словам, люди всех классов и званий: «рабочие, прислуга, крестьяне, возвращающиеся с рынка, молочники с пустыми бидонами, мелкие служащие, интеллигенты, нэпманы» — образовали длинные очереди у прилавков, где были выставлены драгоценные артефакты с императорскими и дворянскими вензелями 4.

С конца 20-х гг. государственная антикварная торговля все больше ориентируется на иностранцев с их валютой, и русские культурные ценности широким потоком устремляются за границу. Комиссионные магазины возникают при крупных столичных отелях, специализируются на обслуживании дипкорпуса и нанимают в качестве продавцов и экспертов бывших аристократов, знающих языки (в повести А. Н. Толстого «Гадюка» фигурирует «бывший офицер, теперь посредник по купле-продаже антиквариата»). Несмотря на запреты и притеснения со стороны государства, не менее бурно развивалась и частная торговля предметами старины. Ценные вещи попадались здесь сравнительно редко, преобладал случайный хлам, приносимый на продажу обнищавшими «бывшими людьми». Но и на него находился немалый спрос среди охваченного антикварной жаждой населения. [Громов, Перед рассветом, 22; Талызин, По ту сторону, 208–211; Despreaux, Trois ans chez les Tsars rouges, 185–188, 230–232; Slonimski, Misère et grandeur de la Russie rouge, 133; Chadourne, L’URSS sans passion, 34–35].

7//8

…и знаменитой картины художника Репина «Иван Грозный убивает своего сына»? — На картине И. Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван» (1885; Москва, Третьяковская галерея) изображен царь Иван IV, обнимающий царевича Ивана, которого он в припадке гнева смертельно ранил посохом. Картина прочно входила в быт 20-х гг.; один из очеркистов упоминает репродукцию ее в числе того, что «обычно висит» на стенах общежитий [Евг. Габрилович, Опыт портрета, Пж 17.1930].

В качестве одной из столичных достопримечательностей картина «Иван Грозный и сын его Иван» привлекала толпы туристов; зарубежные посетители Третьяковки неизменно выделяли ее наряду с не менее популярными «Богатырями» и «Боярыней Морозовой» [Fabre Luce, Russie 1927, 31–32; Wartanoff, Un russe retrouve son pays, 96]. Для малоискушенных в живописи людей «Иван» часто бывал единственной запомнившейся картиной, чему способствовал как ее кровавый сюжет, так и эпизод ее почти-уничтожения неуравновешенным посетителем (об этом двойном насилии с большим чувством рассказывают, например, члены группы шведских эсперантистов в 1926 [Adamson, Från Lenins stad…]).

В записной книжке Ильфа встречаем перевод репинского сюжета на идеологизированный язык 20-хгг.: «Иоанн Грозный отмежевывается от своего сына (Третьяковка)» [ИЗК, 286]; структурный анализ этой остроты см. в: Щеглов, Семиотический анализ…].

7//9

Все туристы как туристы, бегают по Москве, покупают в кустарных магазинах деревянные братины. — Братина — старинный сосуд для питья, популярное изделие кустарной промышленности. Расписные деревянные изделия были в те годы горячим товаром для инрстранных туристов. «Особенно охоч до изделий семеновского кустаря дядя Сам. Америка — главный потребитель. Богатый заморский покупатель требует всякий товар, раскрашенный хохломским узором, — ковши и поставцы, клубошницы и братины…» [Д. Фибих, Киноварь на золоте, НМ 03.1930]. «Пришли два немца и купили огромный кустарный ковш с славянской надписью: «Мы путь земле укажем новый, владыкой мира будет труд»» [ИЗК, 275; запись начала 1930].

7//10

В таком случае заседание продолжается… — О происхождении крылатой фразы «заседание продолжается», связанной с террористическим актом во французском парламенте, см. ДС 8//28.

7//11

Некоторые любят табуретовку… Одним словом — любой из полутораста самогонов, рецепты которых мне известны. — «Табуретовка», во всяком случае по словообразовательной модели, восходит к сатириконовскому юмору. В разделе «Волчьи ягоды» упоминаются (с некоторыми преувеличениями) типы водок, изготовлявшиеся в военные годы из любых подручных материалов, например, «динамитовка» [НС 21.1915: 4]. Другие фантастические названия водок, образованные по этой модели («бандитовка», «офицеровка», «младенцовка») мы встречаем у А. Аверченко — в мрачном антибольшевистском фельетоне «Артистка образца 1922 г.» [в его кн.: Двенадцать портретов…, 83–84; действие в Одессе] и в рассказе «Спиртная посуда» [из сб.: Волчьи ямы].

«Полтораста рецептов» — видимо, отголосок новелл