о Шерлоке Холмсе, который поражает окружающих специализированными познаниями в маргинальных, редко замечаемых сферах быта: «Сорок два известных мне типа велосипедных шин», «Мое знание табачного пепла… моя монография о пепле ста сорока видов сигарного, трубочного и сигаретного табака» и т. п. [Случай в интернате; Тайна Боскомбской долины]. См. также ЗТ 2//23 о четырехстах известных Бендеру способах отъема денег.

Заготовки к самогонному эпизоду: «Две американки приехали в Россию, чтобы узнать секрет приготовления самогона»; «Табуреточный самогон» [ИЗК 229, 274].

7//12

В антракте я снабжу вас вещевым довольствием. — Цитата из армейских уставов (о «полководческо-плутовской» струе в образе Бендера см. ЗТ2//2 и 30). «Вещевое довольствие — обеспечение войск предметами обмундирования, белья, обуви и снаряжения» [Военная энциклопедия, т. 6].

7//13

Они шли посреди улицы, держась за руки и раскачиваясь, словно матросы в чужеземном порту. Рыжий Балаганов… затянул морскую песню. — Группы английских и французских моряков, шагающих с песнями по улице маленького городка, — мотив из «Дома Телье» Мопассана, продолжение «французских» мотивов данной главы [см. выше, примечание 2]. В других местах романа [см. ЗТ 8//37; ЗТ 24//17] антилоповцы уподобляются грешникам, приобщающимся на время к чистой и здоровой жизни на лоне природы, что находит аналогии в той же новелле Мопассана. Поведение спутников Бендера здесь является шуточно-стилизованным, разыгрывающим какую-то усредненную сцену из иностранных романов.

7//14

«Штанов нет». — Фу, как грубо, — сказал Остап, входя, — сразу видно, что провинция. Написали бы, как пишут в Москве: «Брюк нет», прилично и благородно. Граждане довольные расходятся по домам. — «Надпись на магазинном стекле в узкой железной раме: «Штанов нет»» [ИЗК, 181, 230].

Одежда в эпоху начинающихся пятилеток дефицитна и плоха по качеству. Особенно болезненно переживалась нехватка штанов, часто упоминаемая в прессе и мемуарах. «В Ленинграде невозможно купить брюки. Их нет (хроника)» [См 34.1927]. «Сознательному гражданину не придет и в голову покупать себе какую-нибудь буржуазную принадлежность вроде штанов, благо на дверях Ленинградодежды замок и перед замком — хвост человек на двести» [Кольцов, Невский проспект (1928)]. «Правда» в июле 1929 обрушивается на головотяпов, обвиняя их в том, что в магазинах Москвошвея нет ни брюк, ни костюмов, ни пальто. «То была первая пятилетка, и брюки были на вес золота», — сообщает Т. Иванова [Мои современники, 75]. Летом 1930 (время действия ЗТ) положение с одеждой было, по-видимому, особенно тяжелым (см., например, гротескные, со всевозможными преувеличениями, рассказы о бюрократических процедурах, которыми обставлялось ее приобретение совслужащими, в кн.: Grady, Seeing Red, 303).

В дискуссиях, шутках, литературе начала пятилеток дефицитные штаны символизировали заземленность, воплощая — в зависимости от политической позиции говорящего — то упрямую реальность, бросающую вызов идеалистическим проектам строителей социализма, то, напротив, новый утилитарный идеал, наподобие бабичевской колбасы, противопоставляемый старомодным гуманистическим ценностям. Аргумент «от штанов» употреблялся обеими сторонами. В «Дне втором» И. Эренбурга (1933) молодой интеллигент Володя Сафонов язвит: «Какое нам дело до планет, когда нет штанов?» [гл. 14]. В романе В. Каверина «Художник неизвестен» (1931) один из героев, прагматик-коммунист Шпекторов, говорит: «Я строю социализм… Если бы мне пришлось выбирать между моралью и штанами, я бы выбрал штаны», и далее: «А, ты возвращаешься к иллюзиям? И не боишься, что я сейчас скажу о штанах?» [гл. 1 и 2]. Журнал «Смехач» острит, что раньше, мол, было «Облако в штанах», а теперь «Штаны в облаках», в смысле их недоступности [См 31.1928].

7//15

Магазин мог предложить [Паниковскому] только костюм пожарного… — «Мундир пожарного. Пришлось купить — другого не было» [ИЗК, 240]. Ср. Хуренито, экипирующего своего нищего ученика (Бамбучи) одеждой, которая также оказывается весьма эксцентрической: цилиндр, яркие кальсоны, шоферская куртка [Эренбург, Хулио Хуренито, гл. 7].

Связи мотива огня и пожара со хтоническими, подземными и рептильными чертами Паниковского были легче уловимы в эпоху, когда проносящийся по улицам конный пожарный обоз был магнетическим зрелищем, способным навести наблюдателя на инфернальные ассоциации, вызывая в памяти образы античных колесниц, запряженных драконами, чудовищами огненной, змеиной и земляной природы. Ср. то место, где в воображении Полесова, назначенного брандмейстером, «земля разверзлась и вороные драконы понесли его на пожар городского театра» [ДС 19//16]. Метафора «конь — дракон» имелась в обиходе и отдельно от пожарного топоса; ср., например: «Жарко, как дракон, дыша густым паром… проносится вороной или буланый красавец» (о конях извозчиков-лихачей) [Успенский, Записки старого петербуржца, 106]. Со своей стороны, мчащийся пожарный обоз мог иметь адские коннотации и помимо драконьей метафоры, напоминая о конных колесницах подземных божеств. Вспомним хотя бы пушкинское «Плещут волны Флегетона…» и несомненно зависимое от него место у А. Белого, где «Каждодневно уносится в Тартар похищенный Хароном сенатор на всклокоченных, взмыленных, вороногривых конях» [Петербург, 333]. Ассоциации, связывающие пожарного с подземным миром, аллюзий на который много в образе Паниковского, таким образом, достаточно основательны.

7//16

А ну, поворотитесь-ка, сынку! — Начало «Тараса Бульбы» Гоголя: ««А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! [в 1-й ред.: А поворотись, сынку! цур тебе, какой ты смешной!] Что это на вас за поповские подрясники? И эдак все ходят в академии?» Такими словами встретил старый Бульба двух сыновей своих, учившихся в киевской бурсе и приехавших уже на дом к отцу». Гоголевская фраза цитировалась. Например: «А ну-ка, поворотись!» — при встрече двух старых друзей в рассказе М. Слонимского «Черныш» (1925).

7//17

— Стой! — кричал Остап, делая гигантские прыжки. — Догоню — всех уволю! — Стой! — кричал председатель. — Стой, дурак! — кричал Балаганов Козлевичу. — Не видишь — шефа потеряли! — Комментатор отмечает параллели с Гоголем: «— Держи, держи, дурак! — кричал Чичиков Селифану. — Вот я тебя палашом! — кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. — Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж!» [Вентцель, Комм, к Комм., 226].

7//18

Первый километр жулики тяжело дышали. — Ср.: «На протяжении первых 3–4 миль оба джентльмена не произнесли ни слова…» [Диккенс, Пиквикский клуб, гл. 9, сцена погони].

7//19

До сих пор вы в моих глазах были брандмейстером. Отныне вы простой топорник. — Брандмейстер — глава пожарной дружины [см. ДС 19//15]. Топорник — рядовой пожарный, выполнявший наиболее опасные и трудные операции, такие, как вскрытие крыши горящего здания. Ср. фигуру бравого топорника Кузьмы в детской книжке С. Маршака «Пожар» (1923): У него лицо в ожогах, / Лоб в крови, подбитый глаз. / Да ему не в первый раз!

Были брандмейстером в моих глазах — острота в широком смысле того же семейства, что «почвовед (бюрократ, головотяп и т. д.) в душе» [см. ЗТ 15 // 7].

7//20

Идея себя изжила. — «Изжить», «изжить себя» — один из распространенных штампов 20-30-х гг. (слово встречается уже у писателей XIX в). Нередок у Ленина: «Этот кризис будет изжит», «Капитализм не