Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром звезды гаснут без следа.
Только песня остается с человеком,
Песня — верный друг твой навсегда.
Когда он допел, очнувшись от погружения в такие прекрасные стихи, услышал, как Калошин громко спросил:
— А чего это вы тут столпились? Вам что — заняться нечем? Вот так и объявляй выходные дни. Сразу люди маяться начинают от безделья…
— Игорь! Ну а почему мы не можем послушать? Нам же это и исполнять…, - оказалось, что часть музыкантов просочилась в зал, и сейчас стояли возле дверей и по стеночкам.
— А вот тогда… Тогда слушайте! Сами виноваты! Сейчас Косов, ты, Слава, и ты, Юра… Поедите со мной в ДК, забираем часть инструментов. А то… ну что это, в самом деле, как репетировать с одной гитарой и фортепьяно?
— Так выходной же, Игорь! — возмутился кто-то из музыкантов.
— Я отменяю выходной, своим директорским решением, ясно? Все, разговоров быть не может! Как же это? Пусть не в среду, не завтра, но уже в субботу я хочу петь эту песню на концерте, это вам понятно?
— Ну так же нельзя, товарищи! Мы же не успеем ничего! — возопил кто-то «из толпы».
— Будем работать — успеем! Все! Я иду звонить и вызывать автобус! — решительно пресек все возмущения Калошин.
Когда Иван с Варей вышли на улицу, Иван с усмешкой сказал:
— Я не ожидал такого… Чего это он так взвился?
Женщина покачала головой:
— Ты сам не понимаешь, Иван… С такими песнями — так взлететь можно! Я и сама, признаться, вся дрожу от нетерпения, чтобы начать работать. Как же здорово: «Гляжу в озера синие, в полях ромашки рву…».
И она в чувствах расцеловала Косова.
Уже уезжая, он спросил:
— Как ты относишься к тому, чтобы баньку протопить и попариться? Вдвоем?
Женщина тряхнула головой и засмеявшись ответила:
— Замечательно смотрю! Просто — замечательно! Только, скорее всего это будет глубокой ночью — Калошин сейчас никому покоя не даст, с этими твоими шедеврами!
«Слава кому угодно, что Игорек не решился перевозить в Дом отдыха из ДК все инструменты! Иначе бы — намучались. Ограничился парой аккордеонов, скрипкой, и какой-то трубой!».
По возвращению Калошин загнал всех в зал и заставил Косова дважды спеть обе песни. Сразу несколько человек записывали слова на листы, а еще несколько, в том числе и Калошин с Варей чиркали нотные тетради.
— Так… все! Иван! Ты можешь быть свободен пока. Остальные — сводим, что получилось. Слава! За клавиши!
«Ну, свободен, значит — свободен! Пойду-ка я к тете Зине!».
Потом Иван, перекусив от щедрот поварих всяким вкусным, таскал воду в баню, топил ее, а пока она нагревалась — и постирался.
За обедом музыканты продолжали спорить и переругиваться. Похоже, что они и не замечали того, что едят.
«Ушли с головой в процесс!».
— А что, други мои, не тяпнуть ли нам всем по рюмашке? Да и по второй — не пьянки ради, здоровья для? — влез со своим предложением Иван.
«Надо их маленько отвлечь и успокоить, а то — передерутся же!».
Его слова дошли до народа не вдруг и не сразу, но потом все уставились на Косова.
— Провокатор! Иван! Тебе заняться нечем, что ли? — прошипел сквозь зубы Калошин.
— Не, ну а чего? Я же не предлагаю вам — напиться до бесчувствия. Пара-тройка рюмок расслабит вас. А то… боюсь закончится все может — как в той репетиции, которая из фильма.
Народ выдохнул, послышались смешки. Фильм «Веселые ребята» смотрели — все!
— Но, если только — по паре рюмок! Не больше! — постучал пальцем по столу Игорь.
Косов кашлянул.
— Чего тебе еще? — повернулся к нему приятель.
— Игорь… я извиняюсь, конечно… Но у русских пить четным количеством рюмок спиртное… это же — на поминках. Поэтому — три! Нормальное число, а чего? Одна — издевательство, две — нельзя, три — в самый раз!
Парни поддержали его смехом и шутками.
— Хорошо! Хорошо — по три! Но! Хорошенько закусывая, понятно? И потом, после обеда — полчаса перекур и снова — работать! Всем ясно? Варенька! У меня к тебе персональная просьба: ты не могла бы увести Ивана в комнату, и там его закрыть? На ключ! А сама — изволь вернуться в работу. А то — знаю я вас…
Последнюю фразу Калошин пробурчал еле слышно, но все равно удостоился гневного взгляда женщины.
— Ты как насчет в баньку сегодня сходить? Или совсем городской стала? — спросил он к номере, обнимая женщину.
— В баньку? В баньку, Ваня, это просто замечательно! — засмеялась та, — Сто лет в бане уже не парилась. Только туда же и остальные захотят.
— А мы им предложим первыми идти. А потом — я еще дровишек подложу, чтобы жара нагнать. Подсушу баню, жар снова появится. Вот тогда и пойдем…
Калошин, собака сутулая, все же заставил Косова и Варю прогнать все три песни, да не один раз, и не два. Трижды они пели, а Игорь все придирался — то не так, другое не эдак.
Но потом и он утихомирился. После ужина, чуть подождав, Косов выгнал из бани троих любителей пара:
— Все! На хрен с пляжа! Поналили тут воды везде! Это не баня, а черт-те что получится! Все, помылись и освободите помещение!
Парни потянулись на выход, бурча:
— А то вы сюда парится пойдете, ага! И так бы… нормально было.
Иван сунул под нос самому говорливому кулак, заставив заткнуться на полуслове.
— Вам еще одолжение делаешь, а вы выпендриваетесь. Воду не таскали, печь не топили. Пришли на все готовое, еще и недовольны. Все! Не нравится — чемодан-вокзал-Никольск!
Когда они с Варей напарившись, а женщина оказалась еще той любительницей веника и пара, а потом и перепробовав на мягкость и полок, и лавки, лежали, отдыхая на широкой скамье, Иван, поглаживая ее по спинке, спросил:
— А ты