class="p1">Действительно, издалека донесся угрожающий вой. Судя по всему, зверь был где-то в ущелье. Вдруг вой оборвался, и наступила тишина.

— Лев, пантера или шакал? — спросил Педро.

— Не знаю, — ответил Карминильо и задергался, надеясь высвободить хотя бы плечи.

— Конец нам.

— Рано отчаиваться.

Над головой небо еще голубело, но на западе его уже затянули желтоватые, быстро краснеющие полосы. Ночь готовилась накинуть на мир свой расшитый золотыми звездами черный плащ.

Опять взвизгнул зверь, теперь куда ближе, чем прежде. За тонким визгом последовал громоподобный рев.

— Лев! — вскричал Педро.

— А с ним шакалы, — прибавил Карминильо.

— Настал наш последний час?

— Кто знает…

— Продолжаешь надеяться?

— Продолжаю, Педро.

— А я уже чувствую, как огромные клыки царя зверей разгрызают мой череп. О, я несчастный несостоявшийся адвокат! Самая достойная часть моего тела пойдет на корм зверям! Маузер мне, маузер!

— Педро, ты не свихнулся, часом? Чем ты стрелять собрался? У нас руки за спиной связаны.

— Ах да. Как думаешь, скоро звери будут здесь?

— Не очень. Спешить им некуда, они уверены в легкой добыче.

— Я никогда не был трусом, Карминильо, но должен признаться, теперь мне страшно.

— Мне тоже. Или ты воображаешь, что я железный?

— Просто не могу не думать о том миге, когда львиные челюсти расколют мою голову, точно орех.

— Закроешь глаза.

— Мерзкому зверю даже жевать не придется, мясо будет мягким. По-моему, я уже вполне сварился.

— Льва еще не видно.

— Совсем скоро он будет здесь. Разве ты не слышишь?

Карминильо прислушался:

— Слышу, к сожалению.

Над мглистой лесной чащей разнесся новый раскатистый рев, за которым последовал мерзкий, пронзительный лай шакалов. Хищник почуял добычу и направлялся туда, где его ждал сытный ужин. Через несколько минут рык повторился в ближних зарослях. Лев пришел и готовился напасть.

— Карминильо! — Зубы у Педро стучали. — Увидимся ли мы с тобой еще когда-нибудь?

— Разумеется. В желудке льва, — нашел в себе силы пошутить студент.

— Вот он!

Из листвы на них уставились два светящихся глаза. Затем, заглушая шакалье тявканье, лев грозно зарычал. Несчастные, запертые в своей тюрьме, не могли ничего поделать, им оставалось лишь в ужасе смотреть на приближавшуюся смерть.

— Прощай, Карминильо, — сдавленно произнес Педро.

— Прости меня, друг.

— Брось! Если бы не ты, я бы утонул еще во время крушения «Кабилии».

— И все же прости.

— Хорошо, отпускаю тебе все твои грехи. А сейчас закроем глаза и приготовимся. Похоже, в Книге судеб написано, что моим мозгам не суждено защитить в зале суда ни одного обвиняемого. Так пусть их сожрет лев.

Педро напоследок дернулся, пытаясь разорвать шов, но нить была крепкой, поэтому он оставил попытки и казался скорее уж мертвым, чем живым.

Тем временем лев, в окружении повизгивающей шакальей свиты, готов был славно отужинать.

Лев, в окружении повизгивающей шакальей свиты, готов был славно отужинать.

Глава XVI

Цыганская дуэль

В то время как студентов готовили к казни, шесть конных воинов с ятаганами наголо сопровождали Замору на вершину холма, где белела очередная кубба. Девушку посадили на коня, из предосторожности связав ей за спиной руки и спутав ноги.

Глаза бедный цыганки были полны слез, однако в глубине зрачков горел яростный огонь. Напрасно она умоляла бандитов отвести ее на место казни друзей. Напрасно клялась, что будет смирной, как овечка. Напрасно угрожала местью испанских войск, которые не оставят от адуара камня на камне. Разбойники лишь хохотали и теснее сжимали кольцо.

Вот небольшой отряд миновал высокие заросли опунций и галопом подскакал к куббе, стоявшей на краю глубокой пропасти.

— Эй, старуха! — крикнул командир, спешиваясь.

Из куббы показалась заклинательница ветров, видимо перебравшаяся сюда после разрушения ее дома.

— Это ты, Омар? — спросила она. — Вижу, ты привел мне Севильскую голубку? Я ее ждала.

— Девицу шлет тебе Гиена Гуругу.

— Догадываюсь, — мерзко хихикнула старая карга.

— Сможешь за ней приглядеть?

— Полагаешь, мне не под силу устеречь девчонку? Я, конечно, немало пожила на этом свете, но мои руки до сих пор крепки.

— А где твой любимчик?

— Придержи язык!

Командир развязал Заморе ноги и помог спуститься с седла, однако с рук веревку не снял.

— Будешь жить здесь, — сказал он девушке. — Старуха страшна как смертный грех, но не зла. Надеюсь, вы поладите.

— Поладим, поладим, — с издевкой в голосе поддакнула ведьма. — Я буду лелеять ее, как собственную дочку. Утри слезы, Севильская голубка, и забудь своих никчемных приятелей.

Цыганка, словно пантера, прыгнула на нее, силясь разорвать путы:

— Негодяйка! Ты же знаешь, что их повели на казнь!

— На казнь? Значит, они заслужили смерть, — холодно ответила ведьма. — В этих землях не прощают даже косого взгляда. А твои дружки, ко всему прочему, — испанцы, с которыми местные храбрецы ведут войну. Никто не терпит шпионов.

— Ты сказала «шпионы», карга?

— Не кипятись, моя милая голубка. Какое тебе дело до христиан? Ну казнят их, и что?

— Они мои друзья.

Старуха только отмахнулась и подтолкнула девушку к куббе. Всадники двинулись назад, вопя на прощание:

— Долгих тебе лет, Сиза-баба!

Едва войдя внутрь, Замора закричала:

— Что тебе от меня нужно, треклятая колдунья?

— Мне? Ничего.

— Тогда отпусти меня.

— Куда?

— Туда, куда мне надо.

— Ишь чего удумала! Сиза-баба не наделает глупостей! Ты местности не знаешь, свалишься в какое-нибудь ущелье прямо в пасть льву или пантере. Нет-нет, твое тело не послужит обедом для диких зверей.

— Отпусти меня, я требую! — завизжала Замора.

— Видишь, солнце садится? — прогнусавила старуха. — Когда оно опустится за горизонт, на охоту выйдут хищники.

— Дай мне ятаган, и сама убедишься, побоюсь ли я или нет покинуть ночью дом.

— Цыц! Будь паинькой, Севильская голубка, и дождись возвращения сокола.

— Какого еще сокола?

— Скоро сама все поймешь.

В голову Заморы закрались страшные подозрения.

— Твой сокол — это Янко, да? Подлец, предавший моих друзей!

— Янко? Не знаю я никакого Янко.

— Лжешь!

— А ты, оказывается, злючка, Севильская голубка. Ну это не беда, я все равно люблю тебя, как дочь, ведь мы с тобой одного роду-племени.

— Докажи, что любишь. Развяжи мне руки.

— Чтобы ты удрала? Не-ет, голубка моя сизокрылая, старая Сиза-баба еще из ума не выжила.

— Значит, не развяжешь?

— Развяжу, но не сейчас.

— Не желаешь, чтобы я повидалась с друзьями прежде, чем их казнят?

— Да их уже и в живых, поди, нет. К тому же ты все равно не знаешь, куда отвез их шейх.

— Я умею читать следы. Ведь мы, цыгане, не можем заплутать.

— Я ж тебе наотрез не отказываю. Однако этой ночью ты останешься здесь. Сокол вернется