В верхней части Шестой авеню, где раньше были студии моих друзей, художников и фотографов, выросли огромные корпоративные и банковские здания – квартал за ужасным кварталом. Я видел, что новизна и новаторство часто были безвкусными – или, по крайней мере, приходились мне не по вкусу. И я начал понимать, что за перемены приходится платить, обычно красотой или хотя бы изяществом. Я начал понимать, что, отправившись в будущее, вполне могу оказаться чужаком, опасающимся жестокого нового места, мира, в создании которого я не только не участвовал, но и который был лишен всех милых узнаваемых вещиц, что я ценил, поскольку они сопровождали меня с раннего детства.

Задумайтесь. Если бы мы могли отправиться в прошлое и перенести Шекспира в нашу эру, обрадовался бы он этому? Без сомнения, его заворожило бы наше телевидение и фильмы – пусть чуточку простоватые и дешевые, – но как насчет важных вещей, из которых в действительности состоит жизнь? Что бы он почувствовал, будучи не в состоянии определить социальное положение человека, не в состоянии отреагировать чем-то сильнее нахмуренных бровей, когда какой-нибудь негодяй толкнул бы его или намеренно оскорбил? И как, скажите на милость, отличить порядочную женщину от шлюхи, если они живут в одних и тех же районах и носят одинаково откровенную одежду? А пища… пища! Зайдите в дешевую забегаловку – и вместо шмата мяса и кружки темного эля получите овощные блюда, спагетти с красным соусом и – о ужас! – куриные крокеты.

Иными словами, если все значимые мелкие жизненные приметы исчезнут, кому будет дело до чудес?

В «Уинтропе» я хотел создать будущее, которое когда-то находил удивительным – а теперь нахожу пугающим и немного отталкивающим. Работа продвигалась крайне медленно, мое юное «я» и старшее «я» постоянно спорили и подставляли друг другу подножки.

Но были и стимулы. Во-первых, Хорас Л. Голд из «Гэлекси» (Galaxy) увидел грубый черновик рассказа и пообещал щедрую прибавку к гонорару вне зависимости от его длины. Во-вторых… это должен был быть мой свадебный рассказ.

Я показал готовую часть Фруме и пообещал, что как только рассказ будет готов, я продам его Хорасу, и на вырученные деньги мы поженимся и отправимся в свадебное путешествие.

Однако недели превращались в месяцы, а Уинтроп продолжал упрямиться. Рассказ становился все длиннее. Хорас начал испытывать подозрения и попросил меня не устраивать аукцион и не пытаться продать его Джону Кэмпбеллу в «Эстаундинг» (Astounding) за более высокий гонорар. Фрума серьезно поговорила со мной и сказала, что готова снять меня со свадебного крючка.

– Тогда ты сможешь его закончить? – спросила она. – Я хочу его прочесть.

А я писал и писал, переписывал и переписывал. Наконец, наконец рассказ был готов. Валясь с ног от недосыпа, я отнес его Хорасу. Он сразу прочел рассказ и позвонил в офис, чтобы мне выписали чек.

– Что заняло так много времени? – спросил он. – Читается легко и гладко.

– Вот это и заняло, – ответил я.

Написано в 1957 году, опубликовано в 1957-м

Итак, он снова наступил. Еще год – и он снова здесь. День. Только на этот раз – пятидесятая годовщина. Ваши издатели и редакторы программ завтра из кожи вон вылезут. Торжества во всех крупных городах на Земле, выходной на всех планетах Солнечной системы, а на Луне… само собой! Свистелки для школьников, речи в парках, фейерверки, алкоголь, танцы, парады – и вам, ребята, придется все это освещать. День.

Давайте, присаживайтесь и устраивайтесь поудобнее. Я вас ждал. Боюсь, новостей у меня никаких. Это будет все та же старая история, которую все слушают на протяжении последних сорока девяти лет, однако им не надоедает, верно?

Читательский интерес, так это называют ваши издатели. История за новостями, цвет за историческим событием. Строго человеческая сторона сегодняшнего праздника – все это про меня.

Те из вас, кто хочет освежиться, не стесняйтесь. Особенно рекомендую тот марсианский бренди; нынче в Новом Квебеке производят вполне достойное пойло. Спасибо, молодой человек, но, боюсь, я не смогу к вам присоединиться – в моем возрасте человеческое нутро становится весьма чувствительным. Но мне по-прежнему нравится смотреть, так что пейте, вы все, пейте от души.

Пятидесятая годовщина. Годы, годы! Вот он я, молодой и под завязку залитый первосортным топливом, совсем как вы, – и вот он я, несвязно бормочущий старик. А посередине – целая история, причем такая, какой человечество не писало для себя с тех самых пор, как слезло с деревьев.

И я был на первой странице этой истории!

Я был там, вместе с Кэлдикоттом, Брешем, Макгайром и Стефано. Только мы впятером, пятеро отчаянных и решительных соперников, все, что осталось от целой сотни целеустремленных блистательных молодых людей, прибывших из лучших университетов страны. Нас проверяли умственно и физически, тестировали нашу математику и наши нервы, отсеивали по той причине и по этой – слишком высокий, слишком медлительный, слишком грузный, слишком болтливый, – пока наконец не осталась наша довольная, счастливая и напряженная пятерка.

Потом начались заключительные испытания.

Представьте пятерых молодых людей в самолете, который направляется на Аризонскую исследовательскую станцию: они глядят друг на друга, гадают, кто это будет, кто станет победителем, пилотом первого корабля, что приземлится на Луне. Каждый из нас хотел стать этим человеком, Колумбом, который откроет не просто полушарие, но саму невероятную, бесконечную вселенную. Каждый столь отчаянно желал им стать, что изнутри нас сотрясали слабые спазмы.

Попытайтесь представить мир, в котором мы выросли. Первая радиоуправляемая ракета, покинувшая земную атмосферу; первый пилотируемый корабль, пролетевший полпути до Луны и обратно; первое устройство-робот, обогнувшее Луну, – межпланетные путешествия, космические путешествия, с каждым разом все ближе и ближе. Они были в газетах, на телевидении, даже в школьных учебниках.

И теперь, когда мы только закончили учиться, они перестали быть волнительной перспективой и превратились в грядущие новости. Этот вопрос был таким же личным, как новый сосед. Кто им станет, как его будут звать – первого путешественника, самого героического из всех героев?

Вариантов было ровно пять: Кэлдикотт, Бреш, Макгайр, Стефано и я. Лунный корабль был готов и ждал своего пилота. Один из нас станет современным Колумбом.

Я помню, как в самолете переводил взгляд с одного лица на другое и думал, что мы могли бы быть братьями. По крайней мере, двоюродными.

Корабль был построен в соответствии с точными техническими требованиями относительно груза и массы, и место для пилота было строго ограничено. Он должен был умещаться в свою кабинку, как подогнанная деталь, что определяло максимальный рост и вес, но не в ущерб силе и рефлексам.

Поэтому все мы, все пятеро, были некрупными, закаленными мужчинами с почти одинаковым образованием и психологией. То, как мы двигались, как смотрели на вещи, даже как говорили, – все было удивительно, странно схожим. Особенно с учетом того, что все мы происходили из разных районов страны.