Шаги Франи и преследователя затихают позади. А я остаюсь лицом к лицу с неприятностями.

— Господа, — говорю я.

Первый сиамец улыбается. Второй смотрит на меня равнодушно — как на рыбу, лежащую на разделочной доске. Розовая мякоть, стук лезвия по деревянной поверхности. Я делаю шаг вперед. Черт — да я выше каждого из них на две головы и раза в три тяжелее. Даже будь я толстым оперным баритоном, я все равно бы их одолел…

Я даже успеваю заметить удар. Сиамец бьет левой рукой. Или правой?

Мир опрокидывается.

В груди у меня словно что-то взрывается. Замыкание. Голубые искры.

Аааа! Я перекатываюсь на живот. Вставай, Козмо.

…одежда спеклась с мясом.

Эти двое умеют бить.

А я в детстве занимался чертовой музыкой, а не проклятым боксом.

Родственники жены. Черт, а ведь действительно! Меня вдруг разбирает такой смех, что сиамцы на некоторое время перестают улыбаться и переглядываются.

Надо же их как-то отличать. Равнодушный пусть будет Толстым Ублюдком, а второй — Брюхатой Коровой. Вот и познакомились.

— Это называется муай-тай, — говорит белый.

— Что? — голос у меня хриплый.

— Сиамский бокс.

— Да пошел ты со своим боксом, — говорю я и встаю на колени. Это не так уж трудно. Главное, не дать коридору на тебя навалиться. И не кричать. Совсем не так больно.

— Будете упрямиться, лейтенант, они сделают из вас отбивную.

Я — морский офицер. Могу устоять на ногах в любую качку.

Сейчас баллов восемь. Это ерунда.

— Предпочитаю бифштекс с кровью, — говорю я. И наконец выпрямляюсь.

— Дерзость? — удивляется белый. — Очень хорошо, лейтенант. Вы знаете, что они с вами могут сделать? Пока они только разминались.

Я поднимаю руки, сжимаю кулаки. Драться, так драться. Бокс, так бокс. Черт, как голова болит.

— Зачем вам дети? — говорю я. — Вы, стукнутые на голову придурки, зачем вам дети?

— Пао!

Толстый Ублюдок прыгает, как мячик, и бьет коленом.

Я успеваю прикрыть голову согнутыми руками. И все равно чудовищно больно. Удар едва не сбивает меня с ног. М-мать! Но я чудом остаюсь на ногах. Ловлю сиамца (он неожиданно легкий) за пояс и швыряю в сторону. Он врезается спиной в стеллаж и переламывается всем телом. БУМ. Грохот. Сиамец падает на землю. С грохотом обрушивается полка, раскатываются какие-то металлические банки, одна останавливается прямо у моих ног. Меня трясет от ярости.

БУМ. Сиамец пытается встать.

Бум. Бум. Бум. Я поворачиваю голову. Белый хлопает в ладоши.

— Неплохо для благородного, — говорит он. — Но теперь вам точно конец, лейтенант.

Я смотрю, как сиамец пытается подняться на четвереньки. Выходит не очень. Как собака со сломанным позвоночником. Второй сиамец, Брюхатая Корова, смотрит на меня равнодушно, но с места не двигается.

— Плевать.

— Дело ваше, лейтенант. Кстати, вы знаете, что такое муай-тай? Только личная охрана короля владела этим боевым искусством… Что? — Его отвлекает возглас сиамца. Белый о чем-то переговаривается с равнодушным, потом сообщает: — Сейчас он вас убьет.

— Каким образом?

— Сломает шею, я думаю.

— Чудесно, — говорю я. — Всегда о таком мечтал.

Белый смотрит на меня как на какое-то диковинное животное. Качает головой.

— Хотите что-нибудь сказать напоследок?

— Я требую бархатный мешок и палку из сандала!

Белый начинает смеяться. Он достаточно знает о сиамских обычаях, чтобы оценить шутку. Переводит мои слова сиамцам, те хохочут — даже тот, что на полу. Потом белый говорит:

— Санти!

Сиамец идет на меня. Вот и пришла пора умереть, Козмо. Капитан Гром в такой ситуации сказал бы что-нибудь запоминающееся.

Я говорю:

— Зачем вам дети, вы, придурки?

Я пытаюсь перехватить второго сиамца так же, как первого. Ч-черт. В этот раз номер не проходит — Брюхатая Корова меня обманывает, имитирует прыжок и вместо этого бьет кулаками и коленом.

Меня захлестывает кровавая волна. Вода пробегает по палубе, заливая трубы и люки, стекает через шпигаты обратно в море.

— Санти!

Я вытираю кровь с губ. Сплевываю. Потом говорю:

— Был и у вас один нормальный. Теерасак. — При звуке этого имени толстый сиамец вздрагивает. — Вспомнил, урод? Один настоящий человек был среди вас, придурков, и того вы предали.

Сиамец что-то говорит другому. Тот качает головой.

— Они не понимают, — переводит белый.

— Все он, сука, понимает. Теерасак. Теерасак, слышишь ты, урод?!

Я думаю: не может же быть так больно. Толстый Ублюдок размахивается, и мне становится в десять раз больнее. Белая вспышка. Я кричу.

— Живой еще? — лицо белого нависает надо мной сверху. Появляется сиамец, выплевывает какие-то слова мне в лицо и исчезает.

— Что… — я пережидаю приступ боли. — Что он сказал?

— Что вы ошибаетесь. Теерасак жив.

Я улыбаюсь.

— Хорошо. Скажите, чтобы передавал королю привет… от Вата Сомпонга.

— От кого? — белый поднимает брови. — Кто это?

Неужели мимо? Черт. Или я что-то придумаю, или меня забьют насмерть…

Впрочем, тоже вариант. Я повторяю — без особой надежды:

— Ват Сомпонг. Нитхинан.

Сиамцы разворачиваются и уходят.

— Эй! — белый ничего не понимает. — Вы куда? Пао! Санти!

Из прохода появляется вертлявый в брюках в полоску и в котелке. Сиамцы молча проходят мимо него.

— Куда они? — вертлявый крутит головой.

— Где ребенок?

Вертлявый разводит руками.

— Разве их поймаешь? Чуть не заплутал я, да-с.

— Придурок, — определяет белый коротко, и тут я с ним согласен. — Ничего нельзя поручить. Где ты шлялся? Смотри, какую рыбку я поймал. Представляешь, этот фраер им что-то такое сказанул, они расчувствовались и отчалили.

Сай присаживается на корточки и рассматривает меня.

— Это желтомордые его обработали?

Я нащупываю в кармане шинели каучуковую рукоять. Она теплая.

— Дайте я, — вертлявый отстраняет белого. Всаживает мне в живот носок ботинка, потом еще раз. Потом говорит: секунду.

И это именно та секунда, что мне нужна.

Ствол револьвера втыкается вертлявому в живот.