касание Мертвой Руки, в отличие от той кучки праха за дверью. Что, кстати, тоже очень странно…

— Не убило. Не знаю почему. Но я точно не бессмертный и никогда им не был. Просто очень долго живу за счет чужих оборванных жизней. К сожалению, мне почти ничего не вспомнить о своей природе. Может быть, я даже никогда ее и не понимал. Однако могу уверенно сказать, что я чувствую боль, голод и жажду, из моих ран течет кровь и меня можно убить точно так же, как обычного человека.

— Так чего же вы просто не убили Нгахнаре? Зарезал бы его ночью, например. Или собрались бы всей толпой и утыкали его стрелами.

— Я не помню, — Шеклоз пожал плечами. — Видимо, мы почему-то не могли так поступить.

Ачек вскочил со своего места, едва не опрокинув тяжелый стул. Он хмуро посмотрел на двух последних комитов и медленно произнес, роняя на пол тяжелые слова:

— Кощунство. Багрово-черный владыка Нгахнаре есть само воплощение смерти. Ничто не способно убить его, наш господин вечен и совершенен как единственная возможная в жизни истина, которую он дарует людям.

— Ага, проповеди сектанта нам еще не хватало, — проворчал Мирей. — А каково осознавать, что ваш божок оказался простым долгожителем? Кстати, где он сейчас?

"Простой долгожитель? Нет, все совсем не так, — Ачек посмотрел на комита колоний с оттенком сострадания в глазах. — Этот человек ничего не понимает. Еще один несчастный пленник лжи. Только смерть неопровержима — в жизни не существует иной правды, кроме ее финала, итога, точки, к которой стремится жизнь. Приближение ее есть наше призвание, наш священный долг перед единственно истинным… Нет, Сар не понимает. Он еще не способен понять".

Лидер смертепоклонников обвел присутствующих пронзительным взглядом. Из них только Тормуна Ана осознала правду, остальные же предпочитали прятаться в тени обмана своих жалких жизней. Ачек твердо решил для себя, что как только они исполнят свою роль в замысле владыки, ему стоит незамедлительно открыть им истину. Владыку ожидает обильный урожай… "Нет смысла разговаривать с ними сейчас. Пусть делают, что должны", — По-Тоно неторопливо вернулся на свое место. По выражению лица сектанта было видно, что продолжать беседу он не намерен. Ачек жалел этих несведущих глупцов, но помочь им пока еще не мог.

— Судя по энергии, окутавшей взаимодействовавших с Нгахнаре людей, он находится где-то вне нашей реальности, — неуверенно высказал свою догадку Аменир.

Шеклоз согласно кивнул и продолжил прерванный рассказ:

— Мне не составило труда отыскать общину моего поколения. Я привел хищника в свой дом. Дальнейшее не помню. Наверное, тогда я впервые впал в летаргический сон. А когда очнулся, со мной заговорил Нгахнаре. Второе поколение — это не первейшие, но все равно мы были наделены огромной долей той субстанции, о которой говорил наш уважаемый реамант. А будущий багрово-черный владыка убил за раз слишком многих. Он больше не мог существовать в этом мире, поэтому… не знаю как объяснить. В общем, Нгахнаре создал свой как бы мир. Он назвал его путем Умирающего, по которому проходят непрожитые годы погибших людей, подпитывающие создателя этого места… Знаю, звучит немного глупо, но все примерно так и есть.

— Так он смертью стал, что ли? — нахмурился Мирей.

У него уже начала болеть голова. Занимательная байка превратилась в мистический бред, который, наверное, из всех присутствующих в зале понимали лишь сектанты и реамант.

— Скорее, ее воплощением, хотя и это не совсем верно, — неопределенно ответил Шеклоз. — Смерть — всего лишь явление

"Всего лишь явление? Глупец", — Ачек снисходительно ухмыльнулся, но промолчал.

— Все выходящее за границы нашей действительности, оказывается где-то в ирреальном, — пояснил Аменир, не слишком рассчитывая на то, что его поймут. — Нгахнаре как бы существует и в то же время — нет. Из рассказанного можно сделать вывод, что он не принадлежит этому миру, но зависит от него. Владыка, воплощение ли он смерти или же человек, шагнувший за грань реальности, неразрывно связан со всем мирозданием, но не способен влиять на текущее настоящее. Он может все, но не в действительности.

— Лучше бы ты просто промолчал, — скривился Мирей. — Знаете, мне это порядком надоело. Мим, не надо нам пересказывать хронику последних тысячелетий, переходи уже к заключительной части.

— Я так и собирался сделать. Тем более что остальное я практически не помню, — то ли с облегчением, то ли с печалью в голосе произнес Шеклоз. — Воспоминания из прошлых жизней всплывают как в тумане — вот я кого-то убиваю, потом пиратствую, разбойничьи шайки, служба в армиях, работа палачом, какие-то пещеры, леса и горы… Видимо, занимался я только тем, что было угодной моей природе. Отчетливо помню лишь то, как пробуждался от своих снов, длящихся иногда целые эпохи, и начинал новую жизнь. Раз за разом я поднимался с самых низов и наблюдал, как гибнут люди. Я убивал и сам, стремясь продлить свое существование, приумножить бессмысленные годы собственной жизни. Порой я отчаивался и искренне радовался, что память так подводила меня. Мне кажется, мой рассудок не выдержал бы такой тяжкий груз ответственности…

По лицу шпиона было видно, что он и сам не до конца определился — его ли это чувства или же они принадлежат Шеклзамхе и тем другим Шеклозам, воспоминания о которых всплывали в голове начальника Тайной канцелярии. Память ли делает нас теми, кто мы есть? Сложный вопрос. И еще сложнее он для того, кто жил в этом мире слишком долго, но практически ничего не помнил о своей жизни. Сколько раз он терял самого себя и обретал ли когда-либо вновь?..

— Очень грустная история. Дальше что? — раздраженно поторопил его комит колоний.

— А дальше я понял, что настоящие убийцы — это не те люди, которые с оружием в руках бросаются в гущу боя или перерезают по ночам глотки спящим жертвам, — Шеклоз спокойно улыбнулся, возвращаясь в привычный для всех образ. — Настоящие убийцы — политики. Но начал я с малого. Сталкивал между собой людей, затем взялся за бандитские группировки. Это было просто. Сложнее было вызвать вражду между кланами, но интриги, подлоги, шантаж, убийства и подкупы идеально справились со своей задачей, а у меня появился бесценный опыт и десятки лет жизни в молодости.

— Постой. Ты все это время был в Алокрии? — подозрительно спросил Мирей.

— Не помню, всю ли жизнь я тут провел, но последние десятилетия точно. Это все-таки моя родная земля.

— А мятеж регента против короля Бахирона Мура — тоже твоих рук дело? — еще более недоверчиво поинтересовался комит колоний. — Уж больно похоже на тебя. Так