Ранкир ничего не мог с этим поделать. Снова и снова он видел ее, держал ее на руках, пытался спасти, но Тира все равно истекала кровью. И вновь Мит обнимал труп трясущимися руками, орошая слезами бледное лицо девушки. Он кричал, бился в истерике, пытался убежать, разбивал свою голову о стену. А затем все начиналось сначала.

Тогда, в небольшом павильончике в саду при гимназии, Ранкир Мит обещал любой ценой стать мужчиной, достойным ее руки, и навсегда остаться с ней. А Тира На-Мирад поклялась своему возлюбленному, что дождется его, сколько бы времени ни потребовалось. Они выдержали испытания, ниспосланные жизнью и смертью, исполнили данные друг другу обещания и теперь будут вместе. Вечно.

Глава 12

В Силофе время всегда шло немного иначе, чем во всем остальном мире. Ледяные ветра, сбегающие с заснеженных вершин гор, замораживали минуты, часы и дни, затянутое серыми тучами небо оставалось неизменным с утра и до самой ночи, а полуразрушенные стены крепости давили любые перемены тяжестью своего однообразия. Так сколько же времени прошло с тех пор, как фасилийская армия заняла горный оплот Алокрии? Месяц или, может быть, два? Примерно так. Но солдаты почему-то чувствовали себя очень сильно постаревшими. Климат тут нездоровый.

Король Кассий стоял во внутреннем дворе центральной цитадели Силофа и задумчиво смотрел на небольшой холмик промерзшей земли, не обращая внимания на ветер, продувающий до самых костей. Там, под тяжелыми комьями из грязи, снега и льда, покоилась его любимая дочь. Конечно, в той властной женщине, которая недавно прибыла к нему на аудиенцию, почти ничего не осталось от молодой принцессы Фасилии, ведь она давно уже была королевой Алокрии. Но воспоминания слишком упрямо напоминали ему, что значит быть отцом. Одна короткая встреча, одна огромная потеря — и Кассий изменился навсегда.

Как он вообще оказался здесь? Что заставило его покинуть цветущую Фасилию, что привело в проклятую крепость в ледяных горах, что не дает ему идти дальше? Кто он, в конце концов, — король, отец или человек? Почему он не способен быть и тем, и другим одновременно?.. Кассий тяжело вздохнул.

— Вам нездоровится, мой король? — обеспокоенно спросил Семион. — Здесь очень злые ветры, вам лучше вернуться в крепость.

— Ты меня преследуешь, что ли? — король бросил раздраженный взгляд в тень, из которой доносился голос шпиона.

Наверное, внутренний двор цитадели некогда был любимым местом коменданта Силофа. Пока окружающие его стены были целы, здесь не дули жестокие сквозняки, замораживающие на своем пути саму жизнь, а заботливые руки опытного садовника долгими годами превращали застывший клочок земли в цветущий сад. Ныне же одна половина дворика была занесена снегом и завалена обломками навеса и камнями, а другая представляла собой жалкое напоминание о давно угасшей природе — поваленные стволы каких-то небольших декоративных деревьев были изъедены ледяными ветрами, а из промерзшей земли местами торчали сухие кустики и желтые пучки мертвой травы. Во всем мире не нашлось бы более неподходящего места для могилы королевы Алокрии…

— Я волнуюсь о вашем здоровье, мой король, — Семион наконец вышел из тени. — В последнее время вы как-то странно себя ведете.

Раньше он мог за подобное замечание удостоиться смачной пощечины тыльной стороной руки. Кассий овладел этим искусством в совершенстве — от подобной дисциплинарной кары короля провинившийся отлетал на несколько шагов назад, изящно вращая корпусом в воздухе и разбрызгивая кровь из распоротой перстнями щеки. Но так было раньше.

— Ты ведь дружил с ней в детстве, — произнес Кассий, нахмурив седые брови. — Помнишь, какой она была?

Лицо Семиона исказила неприязнь и обида. Король опять говорил о своей дочери, а образ идеального монарха стремительно таял, являя всему миру какого-то обычного человека. Не такого короля любил Лурий…

— Прошло уже много времени, — осторожно ответил шпион. — Мои воспоминания поистерлись и покрылись пылью. Вряд ли вы найдете в них что-либо важное.

— Понимаю, — хмыкнул Кассий. — Вот и я ничего не помню.

Жажда мести за все эти годы значительно исказила память короля. Почему Джоанна стала символом его унижения? Все же могло быть совершенно иначе. Но нет, он мечтал о великом правлении, стремился исправить позорную ошибку тринадцатилетней давности, направить ход истории в правильное русло. Кассий считал, что Алокрия должна покориться ему любой ценой. К своему сожалению, он и представить не мог, какой на самом деле была эта цена.

— Я не знаю, что мне делать, — признался король.

Семион отвел взгляд в сторону. Шпиона сильно раздражала нерешительность Кассия, появившаяся после встречи с Джоанной. Смерти алокрийской королевы оказалось недостаточно, чтобы вывести его из этого состояния. Правителя Фасилии словно подменили…

— Спектр… — начал было говорить Лурий, но король резким жестом заставил его замолчать.

— Не хочу даже думать о жалком предателе. Предал свои идеалы, если они вообще у него были. Предал страну, как только не получил желаемое. Предал меня, лишь почуяв угрозу своим изменническим планам.

Карпалок Шол нарушил все писанные и неписанные законы, склонив личного фармагика королевы к подлому отравлению. Беременная женщина, королева его родины, прибывшая с дипломатической миссией к правителю другой страны, который был ее отцом. Да как этому старику вообще пришла подобная мысль в голову?

— Вам нужно взять себя в руки, мой король, — собравшись с духом, заявил Семион. — Ваши действия — действия Фасилии. Ваше промедление — промедление всей страны. Мы уже задержались в Силофе, настала пора что-то предпринять.

— Например? — равнодушно спросил Кассий.

— Перестать сокрушаться из-за гибели дочери, от которой давным-давно отказались, — осмелел шпион. — Вы должны поступить как правитель.

Семион приготовился к боли, но удара вновь не последовало. Дурной знак.

— Поступить как правитель, — задумчиво повторил король. — Я поступаю как правитель. А отвечаю перед собой почему-то как человек…

Но кое в чем Лурий был прав. Быть монархом значительно тяжелее, чем быть отцом или просто человеком. И еще сложнее не растерять при этом человеческие качества. Ответственность и честь давно заменили Кассию чувства. Долг превыше всего. Но он и понятия не имел, что тем же самым руководствовалась Джоанна, когда решилась ехать к отцу, непримиримому врагу Алокрии, чтобы переубедить его начинать войну, перечеркнуть тринадцать лет позора, словно их и не было. Все-таки родная кровь.

— Как символично, — пробормотал Кассий, глядя на могилу дочери.

Скрипнув зубами от раздражения, Семион все же спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Сухопутная граница между Алокрией и Фасилией весьма размыта, — ответил король, взглянув на заснеженные горные хребты сквозь щель обрушенной стены. — Силофские горы не принадлежат ни нам, ни им. Они просто никому не нужны. Здесь