Белов позвонил раз, другой – за дверью было тихо.

От нетерпения у него чуть подрагивали руки. «Да что они там– спят, что ли?» – растерянно подумал Саша и припечатал кнопку всей пятерней.Ему было отлично слышно, как за дверью, надрываясь, верещит звонок. А больше –ни шороха.

– Ле-на! – крикнул во весь голос Белов и пару раз от душиприложился к двери кулаком.

Еще раз прислушался – нет, в квартире Елисеевых былаабсолютная тишина.

Саша чертыхнулся про себя и, с досадой шлепнув напоследокладонью по шершавой стене, подхватил свои вещички и рванул вниз, домой.

Он открыл дверь своим ключом, тихо, стараясь не шуметь,вошел в квартиру. В большой комнате работал телевизор – шли новости. Неразуваясь, Белов шагнул вперед и замер на пороге. Мама сидела в кресле спиной кдвери и смотрела репортаж о выводе войск из Афгана. Саша разглядел её отражениев выпуклом экране телевизора – напряженное, тревожное лицо, нахмуренные брови инезнакомые скорбные морщинки у рта… Мама…

– Ма, что ж ты замок-то до сих пор не поменяла? – вполголосаспросил он. – Разве так можно, а?..

Мгновенно развернувшись, женщина радостно охнула и бросиласьна шею к сыну.

– Саня! Санька, мой золотой! Санечка! Солнце мое!.. –приговаривала она, смеясь и плача, покрывая лицо сына бессчетными поцелуями, –Что ж ты не позвонил, Саня… Я же ничего не приготовила…

– Мам, мам, ну что ты… – растроганно и смущенно бормоталСаша. – Я же прямо с вокзала… грязный… Ма, ну дай хоть умыться-то! Мам…

Когда Белов вышел из ванной – посвежевший, с мокрымиволосами и голый по пояс, мать уже вовсю хлопотала на кухне.

– Мам, а Елисеевы здесь, не знаешь? Татьяна Николаевназамерла, закусив губу, и сделала вид, что за шумом воды не расслышала сына.Саша появился на кухне и повторил свой вопрос:

– Я говорю, Елисеевы-то где? А то я зашел – никто неоткрывает…

– Вот если б ты позвонил, я бы уже и пирожков разныхнапекла, и пельменей твоих любимых налепила… – Татьяна Николаевна, не поднимаяголовы, говорила о своем, снова оставив без ответа вопрос сына. – А сейчасбудешь яичницу есть, как беспризорник какой-нибудь!

– Мам, да я в армии гвозди переваривал, а ты…

– Так то – в армии, горе мое, а здесь – дом! – она с улыбкойповернулась к Саше и невольно залюбовалась им.

Служба на границе не прошла бесследно – сын сильноизменился. Исчезла мальчишеская худоба и нескладность, плечи развернулись, рукиналились мужской силой. И весь он был такой складный, здоровый, крепкий иупругий – ну прямо как молоденький гриб-боровичок!

– Господи, Саня, а это ещё что за новости? – мама коснуласьнаколки на левой стороне груди – эмблемы погранвойск. – Ну зачем, зачем это,а?!

– Ма-а-ам… – с укоризной протянул Саша. – Ты что? Это жепамять – два года как-никак!..

И в этот момент с улицы послышался до озноба знакомый голосКосмоса, усиленный мегафоном:

– Пожалуйста, внимание!.. – он дурачился, подражаясвоеобразным интонациям диктора на вокзале или в аэропорту. – ВоеннослужащийАлександр Белов, просьба спуститься вниз, вас ожидают! Повторяю…

– Вот черти! – засмеялся Саша. – И откуда только узнали?!..

Он рывком распахнул окно и, навалившись голым животом натеплый подоконник, высунулся наружу.

Под окном стоял старый, потрепанный коричневый «Линкольн» снарисованными на бортах яркими языками пламени. На его широком капоте смегафоном в руках приплясывал Космос. Рядом с ним, задрав головы вверх, стоялиПчела и Фил.

– А-а-а-а!!! – хором завопили все трое, увидев своего друга.

– Здорово, братья!!! – закричал Саша, широко раскинув руки встороны, словно хотел обнять всех троих.

– Белый!!! Саня!!! Давай сюда!!! Дуй вниз, генерал!!! –неслось снизу.

– Ребята, да я с поезда только! – рассмеялся Саша.

– Не понял! – выкрикнул Пчела. – А привальная?! Ты что,оскорбить нас хочешь?.. Фил, скажи ему, – подтолкнул он соседа.

– Сань, какой поезд, ты че?! – махнул рукой Фил. – Мы ж тебядва года ждали!

– Спускайся скорей!

Улыбающийся Белов повернулся к матери.

– Мам, я пойду, ладно?

– Никуда не пойдешь! – нахмурилась она.

– Сейчас иду! – крикнул вниз Саша, пропустив мимо ушей словаматери. – Ловите меня!!!

– Сань, ну что это такое! Никуда твой Космос не денется! –Космоса она немного недолюбливала – этот шалопай вечно выдвигал какие-тодурацкие идеи, большинство из которых заканчивались разными неприятностями.

– Мам, мам, ну чего ты? Я ж соскучился!.. – Белов торопливочмокнул мать в щеку и побежал одеваться.

– Пока не поешь – из дома не выйдешь! – решительно заявилавслед Татьяна Николаевна. – Голодным я тебя никуда не отпущу! – она подхватилас плиты сковородку и засеменила за сыном. – На-ка вот… Ну два кусочка хотя бы…Ну давай, котик…

Саше пришлось одновременно натягивать джинсы, глотатьобжигающе-горячие куски яичницы и оправдываться перед мамой за своескоропалительное бегство из дома.

– Мам, не сердись, ладно?.. Ты ведь в армии не служила… Ам…

Татьяна Николаевна улыбнулась:

– Да уж как-то не пришлось, это верно…

– Ну вот! Поэтому не совсем понимаешь, что такое мужскоетоварищество!.. Ам…

– Ой, ну конечно, куда уж мне!.. – с ехидцей согласиласьмать, протягивая сыну очередной кусок.

– Ну все, мам, все, я побежал. Ты не волнуйся, хорошо?..

– Саня, помни – ты обещал!.. – строго напомнила она ему вспину.

– Ну что ты, мам! Так, пивка немножко – чистосимволически!.. – ответил Саша уже с лестницы.

Быстрая дробь молодых ног по лестнице – и Татьяна Николаевнаосталась одна, с полупустой сковородкой и вилкой в руках.

– Ох уж этот Космос… чтоб он пропал!.. – в сердцахпробормотала она и закрыла за сыном дверь.