— Ну и что? Это у тебя бяки.

— Какие еще бяки?!

— Ну месячные так называют, — и медленно, как бы издеваясь, протянула — мен-стру-а-ция. Поняла, малая?

— А что это такое?

— Что, что. Теперь каждый месяц так будет.

Лялька взорвалась слезами.

— И не реви, — сестра подробно и с важностью провела инструктаж. И даже подарила малой несколько прокладок.

— А маме сказать?

— Как хочешь. Я не говорила. Правда приходится выпрашивать каждый раз денежки на эту хрень, — небрежно кивнула в сторону прокладок.

На этом серьезный разговор сестер закончился. Ляля целый день ходила задумчивая и не могла определиться, как относиться к странным изменениям. С одной стороны, это, конечно, ужасно. Каждый месяц и целых четыре дня! С другой стороны, Соня сказала, что теперь она, Лялька, стала девушкой. Это звучало гордо и успокаивало. Даже дискомфортное состояние уже не расстраивало ее. Только тяжело было вспоминать о происшествии в классе.

Зато в понедельник мальчишки изгонялись из класса на каждой переменке. А девчонки шушукались, и с завистью смотрели на Ляльку. Она важничала, поучая подружек. И те слушали ее со страхом, любопытством и замиранием сердца. Всем хотелось поскорее повзрослеть.

Какая она счастливая, эта Лялька…

Суп с фрикадельками (Первый поцелуй)

Вдоль небольшой речушки медленно, взявшись за руки, идут двое. Им по двенадцать. Она, маленькая, худенькая, курносенькая, пучеглазая и большеротая. Стрекоза, как ласково называл ее отец. Он — среднего роста, пухленькие щечки и губки словно у девочки. Херувимчик, да и только.

Они идут молча. Им хорошо просто идти рядышком и молчать. Коснувшись друг друга локтем, они прямо шарахаются в сторону.

Солнце как бы нехотя опускается за горизонт. Его последние затухающие лучи еще согревают их счастливые лица. Вот они остановились и смотрят друг другу в глаза. Он, мучительно думая, что сказать. Она — сплошное ожидание. Ожидание чего — не знает, но чего-то ждет.

— Завтра на великах поедем?

— Да, — чуть слышно шепчет она.

— А Шурик?

— Не знаю. Велик только один.

— Ты у меня на раме.

— Тогда поедем.

И опять идут молча. Уже темнеет. Пора домой. Но так не хочется расходиться. Он вдруг резко останавливается и так же резко, коротко чмокает ее в щечку. Она отстраняется, словно от удара, но удара приятного. Что делать, как поступить — не знает. И только тихо спрашивает:

— Что ты, зачем?!

— Тебе неприятно?

В ответ — молчание. И сразу какая-то неловкость накатывает на обоих. Они растеряны и не знают, как дальше быть. Она находится первой:

— Пойдем домой…уже поздно…

Они опять идут рядом, но уже не держатся за руки. Им кажется, что произошло что-то такое, из-за чего вдруг они изменились и уже не смогут как прежде просто дружить, просто кататься на велосипедах. Просто бежать весело из школы. Все это ушло. Появилось нечто новое. Они пока не знают, хорошее это или плохое, только чувствуют, что все вдруг изменилось.

У калитки она, не глядя на него, бросает короткое «пока» и убегает по вишневой аллее к дому.

У входной двери Лялька остановилась от страшной мысли: «Но ведь все уже дома!» Как горит щека! Ей кажется, что поцелуй отпечатался четким клеймом, которое невозможно скрыть от домашних. «Как войти?! О, ужас!»

Вокруг большого стола собралась вся семья — отец с матерью, братья, сестры. Отец деловито, с важностью раскладывает по тарелкам с дымящимся супом крупные фрикадельки. От стола исходят дурманящие запахи.

— Как раз вовремя, стрекоза, — весело говорит отец. — Садись, а то остынет.

Но девчонка быстро, словно нашкодивший котенок, прошмыгнула в свою комнату и уже оттуда срывающимся голосом говорит, что есть не хочется. Отец удивленно хмыкает. Но никто не придает ее отказу внимания. Все с удовольствием уплетают суп с фрикадельками. А она, бедняжка, исходит слюной в соседней комнате.

Потрясающий запах супа с фрикадельками запомнился ей так же надолго, как и первый в ее жизни поцелуй.

Как давно это было…

Единственная ночь

Полчаса перед зеркалом были потрачены не зря. Ляля смотрела на свое отражение с нескрываемым удовольствием Она нравилась себе не без основания. В ней было хорошо все. И лицо, напоминающее лик мадонны. И руки, слегка округлые, но привлекающие своей мягкостью и белизной И ноги, пусть не от ушей, но не создающие диспропорцию в фигуре. Грудь, осиная талия и даже слегка широковатые бедра — все подчеркивало ее женственность.

Ляля, повернувшись спиной к зеркалу, старалась увидеть всю себя сзади. Зрелище тоже не расстроило девушку. Она шаловливо подвигала бедрами и привела тем самым в движение оборки короткой юбчонки. Шелест ткани создавал приятное ощущение легкого ветерка вокруг ног, одновременно лаская их.

Кокетка даже довольно хихикнула, превратившись вдруг в мурлыкающую кошк***у, которую нежно погладили.

Аля (как теперь чаще называли Аэиту) любила себя. Иногда жалела. Но сейчас повода для жалости к себе не было. Настроение прекрасное — она собиралась на пикник, и все в ней пело. Мир был полон ожидания и надежд: быть может, сегодня?..

Что же означало это "быть может"?

Ах девчонки-бабочки, девчонки-мотыльки, вы разукрашиваете свои крылышки яркими манящими красками. Вы часами торчите перед зеркалом, стараясь довести до совершенства свою внешность. И все лишь для того, чтобы однажды ринуться в дурманящий огонь любви. И погибнуть, сгорев в нем до тла…

* * *

Лето выдалось знойным и в то же время дождливым. С обильными ливнями, роскошной зеленью природы, манящей в лесные храмы, под своды пышных крон деревьев, обещающих спасение от летнего зноя.

Утомленные жарой, Марк с друзьями решили отдохнуть в лесу, прихватив с собой подружек. Парень, к слову сказать, был не слишком разборчив в своих привязанностях. Бысто увлекался, так же быстро разочаровывался и без сожаленя расставался с прелестницами, роем кружившими вокруг него.

Это был смуглый красавец-молдаванин, невысокого роста, но крепко сложенный. Его выразительные черты лица, бездонный омут черных глаз и обаятельная улыбка, сгубили немало девичьих сердец. Не была исключением и Ляля, безумно влюбленная в Марка еще со школьной скамьи. Тогда он еще не осознавал всей прелести своих чар на девчонок и очень дорожил дружбой с Алей. Но дорожил именно дружбой.

В ней он никогда не видел девушку. С ней было весело, просто, легко. Несмотря на очень даже привлекательноую внешность, общительность и умение нравиться практически всем праням, она для них почему-то оставалась только другом. Все они не решались переступить границу дружеских взаимоотношейний.