— Солнышко мое, я не могу жить без тебя. Только теперь я понял, как сильно люблю тебя.

Но в ней встрепенулось что-то, и она впервые, быть может, возразила ему:

— Наверное, ты хотел сказать другое: наконец понял, как сильно я любила и люблю тебя.

— Милая моя, я дурак, дурак и еще раз дурак! Ты можешь простить меня?

— Я так долго тебя ждала. Неужели только для того, чтобы опять потерять?

Богдан увлек ее в комнату. Его крепкие, но такие мягкие руки извлекали из ее жаждущего ласки тела электрические разряды страсти. Жадные поцелуи обжигали губы, перекрывали дыхание.

За окном опускались сумерки…

Они, наконец, нашли друг друга. Они стали жить полной жизнью, не стесняясь запоздалых чувств. Не стали скрывать их.

Дача Ненова стала для них оазисом любви. Здесь все дышало чистотой и нежностью, простотой и негой. Але здесь нравилось все. И тишина, не нарушаемая лязгом городского транспорта. И простор. И море зелени, солнца и какой-то удивительной истомы, исходящей, казалось, от самой земли. Ей хотелось погладить каждую травиночку, она любила здесь каждую букашку. Она любила, и любовь ее не отвергали, в любовь ее верили и любили ее.

Богдан, так долго жил один, что не мог нарадоваться появлению в его жизни Али. Этот закоренелый сингл вдруг ощутил потребность в общении. Судьба подарила ему шанс еще раз испытать страстную любовь. Но главное его назначение было в том, чтобы осчастливить эту женщину.

Сказать, что Аля была счастлива, не сказать ничего. Их совместная жизнь почти в полном уединении наполнила ее жизнь новым смыслом. В ней не было места тоскливым и мрачным мыслям о приближающейся старости. Да и вообще, о какой старости могла идти речь в ее годы. Это был ее звездный час. Она любила, не скрывая своих чувств от дочери. Она наконец-то раскрепостилась и не стеснялась своей чувственности. Она смело укоряла Богдана за те долгие годы, когда, как оказалось, они оба были свободны, но не сумели найти друг друга. Это было единственное, что Аля не могла простить ему. А этот седеющий мужчина, словно мальчишка, смиренно выслушивал ее укоры.

Они были как дети. Они были счастливы. Аля скучала, когда он уезжал на работу. А он, возвращаясь, не мог налюбоваться ею, когда она хлопотала у плиты, готовя ужин.

Нежность, переполнявшая Богдана, была безграничной. Аля только диву давалась, куда исчезла его суровость, куда делась строгость, которая заставляла ее постоянно трепетать под его взглядом. Это был другой человек — ласковый, заботливый и страстный.

Ненов во всем любил порядок. Поэтому, не откладывая в долгий ящик, предложил Але упорядочить их отношения.

— Зачем? — удивилась она и добавила: — Мне вполне хватило двух штампов в паспорте — ничего хорошего.

— Бог любит троицу, — пошутил Богдан. — А если серьезно, так будет правильнее.

Наверное, он был прав. В первую очередь, потому что, как он считал, Аля будет увереннее в роли официальной жены, чем в унизительном звании сожительницы. Ему нравилось, что она наконец избавилась от неуверенности, стала спокойнее. И, что самое главное, — он с удовольствием отмечал в ней разительную перемену: исчезли жертвенность, страх и обреченность.

Дарья была частой гостьей в их уютном семейном гнездышке. Она отдыхала здесь душой, созерцая счастье матери. У нее самой, как она рассказывала Але, было все хорошо. Появился молодой человек — швейцарец по имени Матиас.

— Когда ты нас познакомишь? — вопрос матери был глубже: когда вы определитесь?

— Мамочка, скоро. Мы уже планируем не только помолвку, но собираемся подавать заявление.

Аля изучающе взглянула на слегка поправившуюся дочь:

— Я правильно поняла?

Даша зарделась:

— От тебя ничего не скроешь, — молодая женщина улыбалась.

* * *

Богдан и Аля радовались рождению внука. Лиза — дочь Ненова тоже не замедлила порадовать отца внучкой. Жизнь наполнялась новым смыслом. Юное поколение подрастало быстро. Дача в Подмосковье часто наполнялась детским смехом, шумными играми. Здесь уже почти десять лет царили радость, любовь и счастье. Бабушка с дедушкой, и без того еще достаточно молодые, переживали третью молодость.

* * *

Беда грянула неожиданно. Незнакомый голос из телефона Ненова сухо спросил:

— Ненова Аэлита? Жена Богдана Ненова? — Аля провалилась в бездонную пропасть, а сверху придавила плита неимоверной тяжести:

— Ваш муж погиб в автокатастрофе. Наши соболезнования.

И все. Мир рухнул. Рядом не было никого. Сколько она пролежала в бессознательном состоянии — одному Богу ведомо. Очнувшись на мгновение, взяла телефон — надо позвонить Даше.

— Даша, приезжай, — она не слышала вопросов дочери. Мрачная завеса вновь затмила ее сознание.

* * *

Хроническое одиночество обострилось. Дочь, внук — единственное, что еще радовало Алю. Но у них была своя жизнь, которую ей не хотелось омрачать своим потухшим взглядом. При них она старалась не показывать всю глубину своего неизбывного горя. Становилась сама собой только оставшись одна.

Тишина загородного дома была и подругой, и злейшим врагом. В тишине ей никто не мешал вспоминать счастливые минуты жизни с любимым человеком. Но эта же самая тишина обрушивалась на нее по вечерам. И не было сил бороться с ней.

Даша звала к себе. Но покидать дом, в котором она была счастлива с Богданом, не хотелось. Здесь все напоминало о нем. Все было дорого до дрожи в сердце. Она давно решила для себя: одиночество и мысли о Богдане — вот все, что осталось ей. Она по-прежнему любила его, она разговаривал с ним, он жил в ее сердце, в ее мыслях и помогал жить дальше.

Конец