Разрушенное гнездо

Призрак одиночества поселился в их доме давно. Как-то незаметно Аркадий и Аэлита стали чужими друг другу. Куда-то исчезли пылкие чувства. Аркадий все чаще стал приходить домой под шафе. Ссориться не хотелось. Было неприятного общаться с ним, ставшим наглым, самоуверенным и даже самовлюбленным.

— Ну что, старушка, опять без настроения? — и, брякнувшись на диван, муж практически сразу впадал в дрему. Их было двое в доме, но ощущение пустоты, вакуума постоянно присутствовали в комнате.

Аля сидела, притихшая, боясь шевельнуться, нарушить эту жуткую тишину, изредка нарушаемую храпом Аркадия. В таком состоянии его лучше не трогать — начнется скандал, посыпятся обвинения на пустом месте. Она — пустоцвет, она — серая мышь, она — виновница его тяги к спиртному. Поэтому Аля предпочитала не тревожить наступившую тишину.

А комната, казалось, обрастала тишиной. Она окутывала всю квартиру, и даже редкие звуки, издаваемые храпящим мужем, казались тоже были сотканы из жуткой тишины. Они были пугающими, враждебными. В такие минуты страшно было даже включить телевизор, пугал телефонный звонок. И было непонятно, что страшнее — сама тишина или же все, что ее нарушает.

Хотелось только одного — укрыться с головой одеялом и не дышать. Бешенно колотилось сердце. Аля мысленно успокаивала себя: сердце мое бьется ровно, кровь свободно течет по моим сосудам, мне дышится легко и свободно. Иногда это помогало, иногда приходилось глотать глицин или тозепам. Причиной ее нервного возбуждения был муж, спокойно спящий на диване. Муж, который не так давно называл ее Аленьким цветочком. Любимый Арик, который обещал, что все у них будет хорошо. Заботливый Аркадий, усердно устраивающий их быт ради будущих детей.

Теперь все по-другому. Материальный достаток — единственное, к чему они пришли. А еще — отсутствие любви, доходящее до ненависти.

Аля в задумчивости подошла к окну. Взгляд упал на тую, тускло зеленевшую рядом с еще серыми в преддверии весны деревьями. Туя выглядела грустной и одинокой. Чужая в этих краях, она медлено угасала. Уже редко появлялись на ней трезубые шишечки, ходя деревце каждую весну старалось цвести. Больно было смотреть на бессильно свисавшие ветви этого несчастного творения природы, волею судеб заброшенного на чужбину.

Однако туя даже здесь сумела пустить корни, медленно угасая во время летнего зноя. Ближайшая ее соседка — береза, тоже страдала в этом жарком краю. Обе они радовались снежным зимам, освежающим ветеркам и редким дождям. Эти два одиночества, казалось, поддерживали друг друга, отдавая летом соседке капельку прохлады, а зимой — заслоняя подружку от пронизывающего ветра.

Чувство сострадания к одиноким созданиям вдруг сменилось у молодой женщины любопытством. Она заметила среди веток туи удивительную картину. На уровне окон второго этажа дикие голуби пытались свить себе гнездо. Одна птица, по-видимому, самочка с важностью царственной особы восседала на чудом удерживающихся жиденьких веточек. Другой участник, самец, без конца приносил своей подруге тоненькие прутики. Она благосклонно принимала этот бесценный груз клювом и тут же беспечно роняла его на землю.

Алю потрясла эта ситуация. Подумалось, что в жизни и у людей так же распределяются роли. Один стремится сделать все для семьи, другой — ее разрушает…

На следующее утро Аля с любопытством подошла к окну. Было интересно, чем закончилось строительство очага. Но ничего не изменилось: по-прежнему одна птица сидела в гнезде, вторая — усердно трудилась.

Каким-то чудом дня через три голуби все-таки свили гнездо. Как это им удалось, осталось для Али загадкой. Но с тех пор одна птица, голубка, как решила Аля, день и ночь сидела в гнезде, ни на минуту не покидая его.

Зачастил дождь. Он лил почти непрерывно. Птица промокла, но из гнезда не улетала. Глаза ее погрустнели, и она казалась больной. Поражало упорство, с которым голубка сидела в пустом, как казалось, гнезде. Супруг изредка навещал ее и, по всей видимости, подкармливал.

Однако если раньше Алю возмущала неловкость самки, роняющей веточки, принесенные заботливым самцом, то сейчас трогала тяжелая участь самочки. Ведь она дни и ночи мокла под дождем, мерзла на пронизывающем ветру. Самец же, как и все особи мужского пола, обременял себя только материальными заботами.

Так думалось молодой женщине, с интересом наблюдающей за жизнью диких голубей.

Но в одно прекрасное солнечное утро она увидела удивительную картину: по тоненькой веточке туи голубь осторожно продвигался к гнезду. Голубка, будто со вздохом расправив крылья, слетела с гнезда. Посидев на соседней веточке, словно желая убедиться, правильно ли супруг уселся на мелькнувшие на мгновение два крохотных яичка, она, успокоившись, что тот выполнил все согласно инструкции, полетела на заслуженный отдых.

Аля поняла, что все это время голуби сменяли друг друга в гнезде, давая возможность отдохнуть.

Вот она гармония! Вот совершенство! Кажется большего счастья, лучших отношений быть не может. Счастливая семья. Скоро у них появятся птенцы…

Проснувшись рано утром, Аля по привычке поспешила к окну. Созерцание чужого счастья успокаивало ее, и жизнь казалась не такой серой и унылой. Хотелось приобщиться к птичьей идилиии, урвать и себе хотя бы со стороны махонький его кусочек.

Но в этот день ни голубя, ни его подруги в гнезде не оказалось. Не было в нем и крохотных яичек. Скорлупа от них едва различимо белела на земле под туей. А голуби суетливо перелетали с дерева на дерево…

Кто стал виновником их горя и обездоленности: лакомка-кот, сорванцы-мальчишки или сама природа в виде злодея-ветра? Этого Аля так и не узнала.

А голуби, одинокие и несчастные, еще несколько дней все вились над разоренным гнездом, перелетая с туи на березу. Их влекло к этим несчастным деревьям. Несчастье объединяло их.

А солнце ярко светило много дней подряд. На березе несмело расправлялись первые клейкие листочки. Жизнь продолжалась. Ей не было дела до обездоленных голубей и одиноких тоскующих деревьев…

Почему все не так

Выходить из запоя с каждым разом становилось все сложнее. Аркадий лежал на диване в каком-то полудремотном состоянии. Голова гудела, конечности были тяжелыми, в ушах стоял непрерывный гул. А беспорядочные мысли мчались, путались, не останавливаясь конкретно ни на чем…

— Пора вставать на работу. У ну ее на все три…

— Интересно, Алька дома или уже ушла? Хорошо бы ушла, нудить не будет…

— Как все опостылело! Разборки — где, с кем, опять напился. Ее осунувшееся скорбное лицо. Как будто только я во всем виноват. Сама тоже хороша.

— На кого она стала похожа. Прямо, как мужики говорят — ни кожи, ни рожи…

— Алька, Аленький… Как давно это было.