class="p1">— У тебя много мест.

— Да, но только одно из них — мой дом. И это место, где ты и твоя мать.

Я изучал его, наморщив лоб.

— Что мы сделали, чтобы ты был так счастлив?

— Ты существуешь, дурачок. Этого достаточно.

Я растянулся на своем сиденье, постукивая пальцами по колену, скучая до предела.

— Если мы делаем тебя таким счастливым, почему ты всегда покупаешь вещи, чтобы чувствовать себя хорошо?

— Искусство — это не вещи. — Он положил свою руку на мою, чтобы я перестал стучать по колену. — Это душа человека, вложенная в материал. Души бесценны, Зак. Постарайся защитить свою любым способом.

Я придвинулся к нему ближе, заглядывая в бархатный саквояж между нами.

— Могу я взглянуть на него?

— Не раньше твоего дня рождения.

— Это мое?

— Не для того, чтобы носить с собой. Это опасно.

— Еще лучше. — Я потер руки, обратив внимание на резную шкатулку, лежащую между его ладонями. — Как насчет этой?

Мы только что забрали трофеи папиной войны на антикварном аукционе.

Точнее, папа забрал.

Я сидел в машине и разгадывал кубик Рубика, не удосужившись взглянуть на него, пока он мучился с проверкой документов.

Искусство никогда не интересовало меня.

Отец провел последние двенадцать лет, вдалбливая в меня свою мудрость, надеясь, что его одержимость проникнет в мой череп.

Не повезло.

Я мог спорить о достоинствах гунби в сравнении с живописью тушью и смывкой, но не мог заставить себя наплевать на кучу линий на бумаге. (прим. Гунби — техника реалистической китайской живописи).

Иногда я втайне жалел, что у меня нет такого отца, как у Ромео. Он позволял ему обращаться с пистолетами и ручными гранатами. Ром даже умел управлять танком.

Вот это была находка.

Отец снял тяжелую крышку и наклонил коробку в мою сторону.

— Подарок твоей маме на юбилей.

Между атласными стенками лежал круглый нефритовый кулон, выточенный в форме льва. Красный шнур обвивался вокруг изогнутого края, ведя к уложенным бусинам, огромному узлу "пан чанг" и двойным кисточкам. (прим. Узел Пан Чанг — один из восьми символов буддизма. Он передает религиозную веру в цикл жизни без начала и конца).

Два миллиона долларов, и за что?

Мама даже не собиралась носить эту вещь.

Взрослые иногда принимают самые глупые решения. Папа называл их импульсами и говорил, что они человеческие. Может, я и не был человеком, потому что ничто не приводило меня в восторг. Я всегда все обдумывал и ничего не жаждал.

Даже сладостей.

Я опустился на свое место.

— Это похоже на плесень на сыре, растущую в посуде из-под консервов в шкафчике Оливера.

У моего второго лучшего друга была гигиена дикого кабана. Хотя это было бы несправедливо по отношению к кабану, потому что у последнего не было возможности ежедневно принимать душ.

— Shǎ háizi. — Глупый ребенок. Отец потрепал меня по затылку и усмехнулся. — Когда-нибудь ты научишься ценить прекрасное.

Дождь усилился, стуча по окнам, словно просясь внутрь. Красные и желтые огни сверкали сквозь искаженное стекло.

Гудки становились все громче.

Почти приехали.

— Ты уверен, что маме понравится? — Я потер нос рукавом рубашки. — Он похож на тот, который Селеста Айи подарила ей много лет назад.

Почти уверен, что тетя купила его в сувенирном магазине в аэропорту, когда уезжала из Шанхая.

— Ей понравится. — Папин палец завис над кулоном, двигаясь по краям, но не касаясь его. — Жаль, что мне пришлось лететь в Сиань в январе. Когда я узнал, что на аукцион в Вашингтоне добавили еще один кулон, его уже кто-то купил.

— Еще один? — На этот раз я нарисовал на стекле осьминога, лишь наполовину обратив внимание на проползающий мимо бурный Потомак. Еще несколько миль, и мы свернем на «Дорогу Темного Принца». — Разве это не снижает стоимость?

— Иногда. Но в данном случае подвески были сделаны как комплект "его-ее". Они принадлежали влюбленным во времена династии Сан.

Я оживился.

Наконец-то мы перешли к самому интересному.

— Что с ними случилось? Их обезглавили?

— Зак.

— О, точно. — Я огрызнулся, а затем провел пальцем по горлу. — В те времена они умирали от тысячи порезов. У них, наверное, были вырваны руки.

Отец помассировал виски, глядя на меня с легкой улыбкой.

— Ты закончил?

— Нет. Как ты думаешь, когда они отрезали людям носы без анестезии, они умирали сразу или истекали кровью?

Пробка рассосалась, и машина набрала скорость.

Наконец.

— Закари Сан, удивительно, что ты мой ребенок…

Раздался ревущий гудок, заглушивший его голос. Дождь. Весь мир.

Отец прервался, широко раскрыв глаза.

Машина резко вильнула в сторону, словно пытаясь избежать столкновения. Отец отшвырнул коробку и бросился на меня, обхватив руками мой торс и больно сжав.

Он прижал меня к сиденью. Ослепительная вспышка фар ослепила его лицо.

Бентли опрокинулся на бок, перевернувшись на крышу. Мы приземлились вверх тормашками.

Он все еще был на мне.

Все еще прикрывая меня.

Все произошло быстро.

Громкий, пронзительный звон.

Затем боль.

Полная, абсолютная боль.

Везде и нигде одновременно.

Я одновременно оцепенел и мучился.

Я быстро моргал, как будто это могло помочь мне увидеть или даже услышать.

— Ты в порядке, Закари. Ты в порядке. — Он произнес эти слова губами, его лицо было менее чем в дюйме от моего.

Все его тело дрожало.

Его глаза опустились между нами, и он закрыл их, сделав рваный вдох.

— Wo cao. (пер. Черт)

Мои глаза вспыхнули.

Он ругался.

Папа никогда не ругался.

На мою правую ногу упало что-то липкое и темное, исходящее от отца. Я стряхнул его.

Кровь.

Это была кровь.

Папина кровь.

А потом я увидел это.

Ландшафтные грабли пронзили его нутро. Он влетел в дверь.

Зазубренный край вонзился мне в живот, задев его. Я втянул живот, пытаясь одновременно дышать.

Я быстро моргнул, надеясь, что этот кошмар исчезнет. Отец появился в поле зрения, все его лицо было в крови, осколки стекла впивались в кожу, как шипы ежа.

Кровь была повсюду. Кровь стекала по его виску от шрама на лбу до подбородка. Его кровь — теплая, металлическая, вонючая, липкая — впиталась в мою одежду, кожу, волосы.

Я хотел снять его.

Я хотел кричать.

Его губы снова зашевелились, но на этот раз я не смог ничего разобрать из-за звона в ушах.

Я не слышу тебя, — пробормотал я. Скажи это еще раз.

Я попытался пошевелиться, дотронуться до его лба, остановить кровотечение, но он был слишком тяжелым, и мне пришлось втянуть живот, чтобы грабли не разрезали меня.

Красный мешочек.

Я потянулся к нему, вытянув руку так далеко, как