Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ерема и не знал, от погони они уходят или просто торопятся куда-то. А узнать надо. Если ему суждено сегодня умереть, то произойдет это не прямо сейчас, хотя бы час он еще проживет. И нужно именно жить, а не существовать.
Но узнать он ничего не успел: сознание снова отключилось.
В следующий раз Ерема очнулся в больнице. Он лежал на каталке, перед ним стоял мужчина в белой шапочке. Откуда-то издалека донесся знакомый голос:
— Доктор, если с ним что-то случится, тебя похоронят вместе с ним!..
И врач исчез, и Шишман пропал, но его голос продолжал звучать в голове. Во всяком случае, когда Ерема снова пришел в себя, услышал его где-то в глубинах еле теплящегося сознания. Но при этом не понимал, на самом деле Шишман угрожал врачу или ему все померещилось.
Так или иначе, он лежал на больничной койке, за окнами темнота, где-то у двери еле светилась лампочка. Голова туго, но соображала, а тело было совсем непослушным. Ерема попробовал пошевелить пальцами — глухо. Открылась дверь, в палату кто-то вошел, он видел лишь смутные силуэты, расплывающиеся в пространстве. Послышался девичий смех, а в низ живота как будто иголка вонзилась. Но это не укол, а что-то более существенное. Сознание быстро угасало, но Ерема все-таки догадался, что в одно место ему вставили катетер, чтобы он не сходил по-маленькому под себя.
Очнулся он в очередной раз уже при свете дня. И за окнами солнце, и сознание довольно-таки ясное. Он лежал на койке, рядом стояла на носочках девушка в белом халате, она закрепляла банку на верху стойки для капельницы, Ерема понял это, едва глянув на нее.
— Тебе помочь? — спросил он.
Полы халата разошлись, юбка под ним не самая длинная, нога обнажилась чуть выше колена. Крепкая нога, сильная, но не изящная. Девушка вздрогнула так, как будто с ней заговорил покойник. Отпрянула от капельницы, настороженно глянула на него и натянуто улыбнулась:
— Фу ты!
— Что такое? Я должен был умереть? — спросил он.
— Да нет… Просто неожиданно!
— О женихе думала?
Девушка не фонтан, широколицая, полнощекая, лицо и шея в родинках, еще и глаза слегка косят. Зато грудь убойного калибра, за одну ночь не перещупаешь.
— Почему о женихе? — смутилась медсестра.
Ерема усмехнулся, глядя на нее. Интересно, о чем она думала, когда вставляла в него катетер. Хозяйство там у него крепкое, зажиточное, не какая-то беднота. И сам он парень крупный, мощный.
Он осторожно потрогал саднившую голову, на ней была повязка. Осторожно приподнял одеяло, и живот забинтован. Там вроде ничего не болит, но, возможно, действие наркоза еще не совсем закончилось. Или уже после операции чем-то обкололи. А операция была, он ничуть в том не сомневался.
— Что у меня там?
— Операцию вам сделали. На толстую кишку.
— Да?… И как?
— Вам очень повезло, Иван Ильич опытный хирург, орган удалось сохранить.
— В смысле кишку?
— Что такое колостома, знаете?
— Костолома знаю.
— Лучше костолом, чем через трубочку опорожняться.
— Как через трубочку? — похолодел Ерема.
— Каждому третьему везет, не больше. Хорошо, что Иван Ильич отличный хирург, — усмехнулась сестра, с тайным разочарованием глядя на Ерему.
Шевельнулось в нем романтическое чувство, но все уже вышло. Через трубочку. И девушка поняла, что настроение у него упало ниже плинтуса. Видно, натворила пуля бед, если дело дошло до сложной операции. Хорошо, что кишку сохранили, а то лежал бы сейчас Ерема с трубочкой в животе. Знал он одного пацана, из Афгана инвалидом пришел, с калоприемником ходил. И ходит. Лучше сразу застрелиться, чем так.
Девушка поставила капельницу, собралась уходить, только тогда Ерема очнулся, мысленно вернулся к ней.
— А тебя как зовут? — спросил он.
— Оксана! — кокетливо сказала она.
— Иван Ильич когда будет?
— Сменился Иван Ильич, до послезавтра.
— Ну хорошо.
Он помнил мужчину, который склонялся над ним: светло-серые глаза, ясный взгляд, благообразное лицо, а Шишман ему расправой пригрозил. Понятно, что за Ерему переживал, но все равно нехорошо вышло. Впрочем, послезавтра Ерема точно будет здесь, и желание извиниться вряд ли пропадет. Он ведь не какой-то там отморозок без мозгов и совести.
— Друзья там у вас, — качнула головой Оксана, с укором глянув на него.
— Друзья? — скривил губы Ерема.
А он так надеялся, что Шишман ему со своей угрозой померещился, а нет, все-таки придется извиняться за этого баклана.
— Ходили тут… шумели.
— Ты хотела сказать, угрожали?
— Ну да… — девушка отвела в сторону взгляд.
— Это у них шутки такие!
— Такие же огнестрельные, как ваша рана, — усмехнулась она.
— Я же с тобой на «ты», и ты давай без политесов, — подмигнул Ерема.
— В милицию нужно сообщить, а нельзя, — тихо сказала она.
— Потому что проблемы будут, — мило улыбнулся он. — У того, кто обратится.
— В том-то и дело.
— Вот и не обращайся… А так мы люди мирные и даже добрые.
— Не для всех. — Оксана снова отвела взгляд.
— В твоем возрасте о любви нужно говорить, а ты пургу несешь!
Ерема щелкнул пальцами, указывая на дверь. Достала его эта дура. Ей какое дело, узнают менты об огнестреле или нет? Даже если он человека убил, ее это не должно волновать.
А он убивал, не без этого. Не важно, что убивал хищников, а не травоядных, тех, кто сознательно внес свое имя в список смертников. И сам он в этом списке, и сам готов умереть в любую минуту. Он сознательно выбрал этот страшный путь, по которому смерть идет за ним по пятам. Бадал собрал братву, бросил на вещевой рынок, схлестнулись с блатными, тогда и пролилась первая кровь.
Через год вышли на Москву, здесь подмяли кусок района на окраине столицы, половину потом потеряли, часть из упущенного удалось отбить. Сейчас все нормально, дела идут, проблемы решаются, но и кровь льется. Сегодня вот за барахолку вцепились, уже третья разборка с Машуром. Проблему так и не решили, а значит, завтра снова в бой. Этот разбор Ерема пропустит, но рано или поздно снова окажется в гуще событий. Страшно, опасно, но это его выбор, и не надо печалиться. Даже если впереди ждет смерть.
Оксана обиделась, ушла, появился лечащий врач, осмотрел рану, назначил перевязку. А потом возник Бадал, мощный, накачанный, бицепс размером с голову обычного человека. Мятые уши, вздутые вены на лбу, тяжелые брови, широкий, с мясистыми ноздрями нос, чугунный подбородок, бычья шея, борцовские плечи. Черты лица грубые, жесткие, но взгляд при этом совсем не злой, даже порой добродушный. Шишман с ним подъехал и Вахлам, один