Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне очень жаль, отец, я только что вышла из школьного автобуса, — отвечаю я, оставаясь там, где стою. Я стараюсь говорить легким тоном, но раздражение, которое он выдает в ответ, говорит мне, что он недоволен. Я внутренне морщусь. Его хмурый взгляд в ответ на мои слова, в купе с веной, выступившей у него на лбу, подтверждают, что за его гневом скрывается нечто большее.
Что могло пойти не так с тех пор, как я ушла в школу? Я буквально провела весь день, следуя своему расписанию, и училась так усердно, как только могла, бродя по коридорам как привидение. Я не могу ничего скрывать в Эшвиллской средней школе, не тогда, когда моя мать является президентом совета по образованию, и перед ней отчитываются и директор, и суперинтендант. Сегодня я даже не осталась ни на один дополнительный зачет.
— Не хочешь объяснить мне, почему ты сегодня получила только пятерку по математике? — спрашивает он, скрещивая руки на груди и пытаясь удержать равновесие, пока мы остаемся в дверном проеме.
Что за черт?
У меня отвисает челюсть, но я быстро захлопываю ее, а глаза расширяются от удивления.
Я буквально прошла тест два часа назад, а мне еще даже не сказали, какой у меня результат.
— Я… я не знаю, я не знала, что их уже оценили, — заикаясь, бормочу я, подбирая ответ, достаточно подходящий, чтобы избавить меня от неприятностей, которые грозят мне, но он уже качает головой. Мои оценки никогда не падают. Никогда. Я не знаю, что я могла бы сделать по-другому.
— Этого недостаточно, Бетани. Я предупреждал тебя. Если ты собираешься жить под моей крышей, то следуй моим правилам. И никак иначе. Я ясно выражаюсь? Твоя мама все еще разговаривает по телефону со школой, пытаясь придумать, как тебе пересдать тест, — выпаливает он, никогда не довольный ничем меньшим, чем пятерка с плюсом. Я киваю в соответствии с его словами, пытаясь изобразить тот факт, что я слушаю и перевариваю то, что он говорит.
Пожалуйста, пусть этого будет достаточно.
Пожалуйста.
Тишина, которая опускается на нас, убаюкивает меня ложным чувством спокойствия. На самом деле мой отец — лучшая версия самого себя, когда он вообще ничего не говорит. Он любит громко высказывать свое мнение, чтобы его все слышали.
Но, похоже, он внезапно понял, как запудрить мне мозги в эти дни, и в ту секунду, когда он выглядывает из-за двери, оглядываясь поверх моей головы, чтобы убедиться, что поблизости больше никого нет, я беру себя в руки.
Мои глаза захлопываются, рука сжимается в кулак, другая крепко сжимает сумку, и мое тело напрягается с головы до пят.
Оглушительный треск раздается вокруг меня, когда удар его открытой ладони обжигает мою щеку. Моя голова склоняется набок, и я замираю, неподвижная, как статуя, слишком напуганная, чтобы взглянуть на него. Я ощущаю жжение под веками из-за шипения боли, разливающейся по моему лицу, пока я готовлюсь к следующему удару.
— Ты позоришь эту гребаную семью, ты меня слышишь? Ты либо следуешь правилам, либо получаешь по заднице, — рычит он, брызгая слюной мне в лицо, пока говорит, но я все еще не могу заставить себя открыть глаза или вытереть лицо, хотя отчаянно хочу этого.
Когда-то давно я бы заплакала и свернулась калачиком на полу, пытаясь умолять его перестать причинять мне боль, но теперь я знаю, что это только заставляет его бить меня сильнее.
Я сбилась со счета, сколько ударов получила от этого человека и своей матери. Каждый из них сокрушает мой дух сильнее, чем предыдущий, независимо от того, насколько оцепенелой я пытаюсь себя сделать.
— А теперь убирайся, блядь, наверх и с глаз моих долбаных. Я хочу, чтобы ты долго и упорно думала о возложенных на тебя ожиданиях. Они существуют не просто так. Никогда не забывай об этом, Бетани.
Я застываю на месте, пока не слышу, как он удаляется, и когда я уверена, что больше его не слышу, я открываю глаза, мои плечи опускаются от облегчения, когда я оказываюсь одна.
Нежно потирая рукой пульсирующую щеку, я прижимаю подбородок к груди, чувствуя, как меня захлестывает смущение.
Я так усердно работала над этим чертовым тестом, и все же оказалась в такой ситуации. Как бы я ни старалась, этого никогда не бывает достаточно.
Пока это не даст моей матери и отцу никакого повода ударить Хантера, мне все равно.
Я справлюсь со всем их разочарованием и гневом, если это удержит их подальше от него.
Ему никогда не нужно знать об истинной боли жизни в этом доме. Он и так достаточно страдает, когда видит поверхностный ущерб, который они наносят мне, или когда его сажают в изолятор. Ему не нужно знать о душевной боли. Я давным-давно переросла изоляцию, и я молюсь, чтобы это было все, с чем Хантеру когда-либо придется сталкиваться из-за них.
Облизнув губы, я тихо вхожу внутрь, убедившись, что аккуратно закрыла за собой дверь, поворачиваюсь налево и направляюсь прямо вверх по лестнице. Мой взгляд был сосредоточен исключительно на том, куда я направляюсь.
Если это то, что мой отец приказал мне сделать, то я так и сделаю. Нет необходимости добавлять какие-либо дополнительные последствия из-за неподчинения его правилам.
Лестница из темного дерева ведет меня на второй этаж, и продолжается на третий. Эта зона предназначена только для наших родителей, и она полностью закрыта для нас с Хантером. Моя комната первая направо наверху лестницы, и когда я направляюсь прямиком в безопасное место, мои шаги запинаются, потому что что-то не так.
Вот тогда я и вижу это — еще одно наказание за то, что я получила только пятерку на тесте по математике.
Слезы застилают мне глаза, когда я смотрю на свою открытую комнату. Дверь полностью сорвана с петель и прислонена к стене в коридоре.
Он нарушил мое уединение. Снова. Это единственное, что у меня есть.
Как мне прикажете так жить?
Он угрожал, что если я хочу жить под его крышей, то должна следовать его правилам, но если бы я могла безопасно забрать Хантера отсюда вместе со мной, я бы сделала это не задумываясь. Единственное, что удерживает меня здесь, — это мой брат. Мне просто нужно закончить учебу и скопить сколько смогу денег, а потом мы сможем исчезнуть.
Куда бы мы пошли? Понятия не имею, но это проблема будущей Бетани, которую нужно решить.
Вытирая глаза,
