гиканьем и улюлюканьем мальчишки пошли далее по своей унылой жизни. Я поднялась, размазывая кровь по лицу, и пошла домой, попутно закинув раненой ногой остатки смарта в траву. Думаю, они были немного поражены, не увидев у меня ни слёз, ни рёва, ни какого-либо страха.

А немного погодя случилось крайне неприятное и страшное происшествие. Впрочем, таких сотни и тысячи происходят по стране. Серёжа с родителями и детьми друзей поехали на дачу, расположенную в отдалённой гористой местности. На горной извилистой дороге, на крутом спуске, у их большой дорогой машины вдруг отказали тормоза, и она разогнавшись, пробила дорожное ограждение, и улетела в пропасть, смахнув по пути несколько деревьев. Родители Серёжи погибли на месте, пробив своими головами лобовое стекло. Они были не пристёгнуты ремнями безопасности, по привычке мажоров и прожигателей жизни, уверенных в своей безнаказанности. Отрезанное стеклом ухо мамы Серёжи с торчащей золотой серёжкой, украшенной бриллиантами, нашли у него на коленях, а кровью папы залило всю майку и лицо... Должно быть, это было немного жутко. Мальчики погибли тоже. Их проковыряло ветвями деревьев, пробившими стекла машины в районе заднего сиденья.Серёжа выжил — он сидел посередине.

Спасатели извлекли Серёжу через пять часов, поломанного в нескольких местах и зажатого трупами мальчишек. Дорога была пустынная и редко посещаемая, да и на провал в дорожном ограждении обратили внимание не сразу. К сожалению, врачам пришлось ампутировать ему обе ноги и руки. Сильные повреждения и сдавленное положение в течении нескольких часов не позволили спасти их. Это было ужасно, что пришлось ему вытерпеть. Может быть, он даже немного сошёл с ума...

Следствие показало, что тормозные шланги на автомобиле были искусно проткнуты шилом, причём действовал профессионал, знающий сколько миллиметров оставить резины в проколе, чтобы она могла порваться только при длительном усилии, возникающем при продолжительном торможении, например при спуске с крутого склона. Слишком многим насолил папа Серёжи, слишком много жизней и судеб перечеркнул он для того, чтобы жить спокойно. Версия заказного убийства не отпала до сих пор и является основной.

А над Серёжей взяла опеку его бабушка, живущая в соседнем квартале. К осени он почти оправился, и я даже видела их гуляющими в парке, в золотую пору осени, когда в городе начинает пахнуть палой листвой и заморозками. Серёжа сидел в инвалидном кресле, склонившись на одну сторону, закутанный в тёплый клетчатый шотландский плед. Когда я проходила мимо, он, беззвучно сидевший в кататоническом покое, почему-то вдруг начинал дёргаться и бормотать, пузыря слюнями из перекошенного рта. Какие-то воспоминания, а может, догадки, или подозрения при виде меня начинали заполнять его убогий маленький мозг, отягощённый страшной драмой и сильными медикаментами. Я мило улыбалась ему, его бабушке, и шла дальше, пиная квадратными носками массивных ботинок милитари сухую жёлтую листву на дорожке, улыбалась последнем тёплым денькам в этом году, предвкушая свидание с любимыми книгами и любимой музыкой дома.

Глава 2. Кристина

Кристина всегда была очень странной девочкой. Она читала не то, что положено читать детям, и одевалась не так, как положено им одеваться. С самых ранних лет она верила в необъяснимое и чудесное, а поискам прекрасных и ужасных сторон бытия посвящала всё свободное от учёбы и домашних обязанностей время.

У ней был младший брат, маленький полный мальчик. И мама, женщина весьма упитанная, свободная и любвеобильная, практически забросившая детей, и только перечисляющая им деньги на содержание.

Мир интересов Кристины был огромен и причудлив. Названия книг, которые она читала, заставили бы покрутить пальцем у виска неподготовленного человека, лишённого широких взглядов на природу вещей. Библия, Коран и Талмуд были самыми безобидными из них. Однако большинство толстых фолиантов, тщательно спрятанных Кристиной от постороннего взора, имели куда более зловещие названия и содержание. Некоторые из них были оплетены в странную мягкую белую кожу, на которой кое-где сохранились странные рисунки, подозрительно похожие на звериные орнаменты татуировок древних скифов, или вендельские тату северян в виде отрубленных рук и ног. Книги были оплетены в человеческую кожу.

Откуда девочка взяла эти реликты давно ушедших богомерзких эпох, погребённые во мраке и забвении, я не знаю. Однако дальнейшие события показали, что она долго и планомерно шла к своей цели.

Естественно, при таких весьма необычных увлечениях, друзей и подруг у девочки было совсем мало, и я с почти аналогичными взглядами, вполне органично вписалась в её ближний круг. Готика, мистика и ужасы с некоторых пор весьма привлекали меня. Мы учились в одном классе, и никак невозможно было не подружиться. Ведь подобное притягивается к подобному.

Однако ж это была весьма странная дружба, замешанная на самолюбовании и преклонении перед богиней. Перед Кристиной. Я безоговорочно признавала превосходство своей подружки во всём. В немалой степени этому способствовал мой более прагматичный и рациональный склад ума, да и в целом мягкий и покладистый характер.

Кристина была другой. Более цельной, более жёсткой. И даже жестокой. Она с удовольствием смаковала ужасные и кровавые грани нашего бытия, причём рассматривала их с некой высшей, инфернально-зловещей точки зрения. Будь у ней власть, эта девочка утопила бы мир в крови. Да что там мир — вся вселенная могла пасть от её неприкрытой злобы и жестокости. С некоторых пор я была вынуждена просто подыгрывать ей в наших фантазиях, ибо начинала серьёзно бояться за свою жизнь.

И при всём при этом Кристина не была безумна, нет. Наоборот. Более разумного человека не существовало в нашем греховном континууме. Просто в однокласснице сидел некий трудноуловимый росток зла. Даже мне, далёкой от тех бездн, кои штудировал её разум, с некоторых пор это обстоятельство стало очевидным.

Мы могли говорить часами. Для нас не было запретных тем. То, что мы обсуждали шёпотом в тиши наших комнат, пока родители были на работе, а зловещие вечера окутывали тьмой город, сейчас мне кажется настолько кощунственным и непотребным, что я даже в мыслях не решусь повторить те греховные мысли. За такие рассуждения в наше тёмное время могут присуждать весомые уголовные сроки. Но страх наказания никогда не смущал Кристину. Она смеялась и говорила что все карающие органы не только нашей страны, но и в целом, нашей Галактики, не более чем жалкие рабы на службе тёмных посвящённых. В наказание свыше Кристина тем паче не верила, утверждая что богу или богам безразличны любые злодеяния и пороки смертных. Они и сами давно закостенели в грехе и непотребстве.

Мы изучали дальние пределы мирозданья. Те, куда даже официальные религии