Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дружить? — изумлённо переспросили наместник и несколько членов совета. — С богами?!
— Да, именно. — подтвердил разведчик. — И Актароктул, и другие фаитяне в том поселении рассказывали, будто их боги иногда приходят к ним в гости, общаются с ними, чему-то учат и даже веселятся вместе с аборигенами!
— Приходят в гости, говорите? — рассмеялся сав-туутх. — И как же они выглядят, эти старшие фаитяне?
— Вот в этом вопросе показания всех жителей поселения очень сильно расходятся. Кто-то говорит, что божество являлось ему в виде животного, кто-то рассказывал про призрак или тень. Мы пытались ненавязчиво намекнуть, что все их боги — выдумка, но они лишь посмеялись над нами. Настаивать мы не стали: не наше это дело.
— А скажите, Пиршт, — хитро спросил наместник, — употребляют ли они какие-то дурманящие вещества?
— Насколько нам удалось выяснить, в их лесах растут некоторые травы, способные поднять настроение и даже вызвать эйфорию, но за время нашего пребывания там мы не видели, чтобы кто-то из них употреблял эти травы. Они и без этого все какие-то слишком жизнерадостные…
— Ну ничего, это мы тоже исправим, — заверил сав-туутх. — Что же касается религии — все мы с вами прекрасно знаем, что нет во всей Вселенной никакого иного бога, кроме нашего Величайшего и Милостивейшего Бога Войны, чьё имя дозволено произносить вслух лишь туутху и первосвященнику. И мы должны донести Его светлейшее слово до умов столь тёмных и потому несчастных жителей этой Файи. Скорее всего, этих своих богов они выдумали именно под действием своих дурманящих трав, и наша святая цель — снять с них этот дурман и дать им истинную веру.
По дороге в госпиталь действие обезболивающего закончилось, и кровоточащие швы на теле Пиршта начали мерзко ныть. Кое-как доковыляв до палаты, он выпросил у доктора тройную дозу лекарства и без сил свалился на койку. Кололи препарат ему уже лежачему.
Разведчик знал, что собственные мысли, поселившиеся в голове, ещё ни одного ариферца до добра не доводили. Если ты можешь всегда легко и непринуждённо выполнять приказы, не задумываясь об их смысле — считай себя счастливчиком. Ты проживёшь абсолютно нормальную жизнь, а если тебя убьют на войне — обязательно попадёшь в святилище. Там, говорят, души солдат занимают место в иерархии праведников — чем больше убил врагов, тем выше место. Но Пиршту, к сожалению, не повезло с головой: она очень любила думать.
Во всём ариферском образе жизни ему мерещилось что-то неправильное. Он не мог понять, что именно, но отогнать это ощущение неправильности не получалось. А сейчас нудное лежание на больничной койке просто внаглую провоцировало его мозг думать и думать. Зачем народ планеты Арифер ведёт эту бесконечную захватническую войну против населения всех планет, до которых смогли долететь? Неужели их властителям мало того, что они уже захватили? И эта всепроникающая, грязная, как слизь, пропаганда… Захват и порабощение очередной планеты они называют «благодетельством», заявляя, что высшее благо для любой разумной расы — служить великому народу Арифера и его ненасытному богу войны.
Разведчиком Пиршт побывал во многих мирах, которым суждено было стать ариферскими колониями. Не раз он видел падение целых наций, сражённых лучами оружия его армии. Дор-Офах, планета, на которой он сейчас находился, продержалась сутки. Самые удачливые народы стояли неделю, а то и полторы. Кто-то из них до «облагодетельствования» жил даже похуже, чем после, но таких было крайне мало. У большинства же народов ариферская империя отбирала всё, что только могла найти ценного. Местных жителей они превращали в рабов и солдат, на захваченных планетах строили новые военные заводы. Завоёвывать, чтобы увеличивать армию, чтобы ещё больше завоёвывать… Этой ужасной цепочке не было конца! Но ещё больший кошмар заключался в том, что этнические ариферцы в большинстве своём не знали, что можно жить по-другому. Путь войны был для них единственно верным, по нему направляли всех мальчиков прямо с рождения. Они никогда не слыхали о мирной жизни: даже сказки им рассказывали лишь о том, как какой-нибудь прославленный ариферский воин «облагодетельствовал» очередной город во имя Великого туутха.
Судьба же девочек была ещё хуже. Им была уготована функция машин для воспроизводства новых солдат взамен убитых. Им не давали никакого образования, не учили даже грамоте. Единственная наука, которой они должны были владеть — это уход за ребёнком до того момента, как тот начнёт понимать и выполнять приказы.
Единственной планетой, которую до сих пор не смогла раздавить ужасная ариферская машина, была Намо. Вот уже около двух десятков местных лет намитянский народ отчаянно сопротивлялся всем натискам несокрушимой империи, и каждый сантиметр территории непокорной планеты давался Ариферу ценой сотен тысяч солдатских жизней и десятков тысяч единиц боевой техники. Со всех колоний империи стягивались всё новые и новые войска, внешняя пропаганда клеймила намитян самыми гнусными обвинениями, но те, казалось, вообще не обращали внимания на такие мелочи. В глубине того, что было у ариферцев заместо души, Пиршт считал своих врагов достойными воинами. Если бы можно было выбрать себе смерть погероичнее, он бы предпочёл принять её от оружия намитянина.
Но судьба этой красивейшей Файи уже решена, думал он. Её жителям просто нечем защищаться — прилетай и забирай тёпленькими. Пиршту даже было немного жаль этих наивных фаитян с шестью конечностями и четырьмя глазами на гибких стебельках вместо головы. Скорее всего, империя сделает их рабами и отправит в шахты для добычи радиоактивного сырья. Если же сав-туутх будет милостив, то есть шанс, что фаитян отправят строить военные заводы — тогда они проживут гораздо дольше. Больше всего Пиршт переживал за Актароктула: за время пребывания на Файе он успел хорошо сблизиться со старейшиной и начал испытывать к нему некое подобие симпатии — всё, на что хватало донельзя скудных чувств ариферца.
«Если операция по облагодетельствованию Файи пройдёт без сучка, без задоринки, — думал разведчик, — то меня, наверно, наградят. И тогда я смогу попросить о максимальном смягчении режима для Актароктула…» Но делать это нужно было очень ненавязчиво: если его заподозрят в каких-то добрых чувствах к пленным, ему не миновать самого