маленькими зубами. Волчата оказались комочками неуемной энергии, стоило кому-то толкнуть ближнего, как тот целенаправленно отпихивал обидчика, издавая звуки, похожие на ворчание. Одной из первых открыла глаза маленькая самочка с серебристо-серой шерсткой. Стало ясно, что отец-пес не только передал детям собачьи хвосты, но и наградил некоторых ясными, словно ключевая вода в источнике, серыми глазами. Отныне будем звать ее Грозой.

Новый мир, открывшийся в темноте знакомой норы, заинтересовал ее, но в отличие от сестер и братьев ее внимание привлекло чудаковатое существо, старавшееся незаметно уползти к выходу, воспользовавшись суматохой. У него были хвост и лапы, прямо как у матери-волчицы, но совсем не было шерсти и ушей… Оно выглядело нелепо и будто бы вовсе не принадлежало месту, где очутилось. Гроза поспешила за тем, что оказалось первой ящерицей в ее жизни, шустро переставляя свои неокрепшие и пока неуклюжие лапы. Они словно жили своей жизнью, отдельно от тела волчицы, и отказывались поспевать за удиравшей во всю прыть ящеркой. Проскользнув в залитый светом предзакатного солнца вход, волчица, не удосужившись посмотреть по сторонам, с треском выкатилась из норы, споткнувшись о корень, и, перекатившись кубарем через несчастную ящерицу, покончила с ней раз и навсегда.

Поднявшись с земли и отряхнувшись от хвойных опилок, опавших со старой ели, чьи отяжелевшие ветви нависали над волчьим логовом, Гроза, оглядевшись вокруг, так и плюхнулась на тело ящерки. В ее маленькой голове не было места для такого огромного мира. Сколько же тут было деревьев? Не меньше сотни, нет, двух сотен елок и сосен, своими верхушками упиравшихся в небо! Где-то неподалеку лес загудел — это пела горлица, но волчица никогда не слышала ее голоса, поэтому зажмурилась и прижалась к земле. Страшный шум прекратился, и вдалеке послышались новые песни, исполняемые множеством птиц, чьи голоса только предстояло узнать и запомнить трусишке. Все ее тело дрожало от страха, она сжалась и сделалась еще меньше, чем была, и теперь походила на раненого зайца больше, чем на щенка. Природа и ее множественные голоса пугали волчишку, одна только мирная горлица привела ее в ужас! О, как хотелось ей снова лежать у теплого бока матери и ничего не видеть… Ее точно съедят, а виной этому — существо из логова, принадлежащее этому опасному миру, так не похожему на то тепло, к которому привыкла Гроза.

Но делать было нечего, что-то все же тянуло ее в этот шумный мир, нужно было побороть свои страхи. Уже с опаской, оглядываясь по сторонам и не спеша переставляя лапы, волчица последовала за следом матери. Оказалось, что все вокруг логова было усеяно отпечатками ее лап. У нее были очень большие лапы с длинными когтями, оставлявшие характерный, по-настоящему волчий отпечаток на неподатливой земле. Гроза следовала по этой дорожке и много раз сбивалась, начиная идти по совсем старым следам. Так она, уткнувшись мордой в землю, невольно обошла вокруг логова и, увлекшись, не заметила корня, коварно торчавшего из-под земли. Прежде чем ее хорошенькая мордочка встретилась бы с жесткой корой, ее отвлек звонкий визг братьев и сестер. Они тоже выбирались в новый мир вслед за ней! Волчата спешили выйти на свет, опережая друг друга в погоне за знаниями и опытом. Они спешили жить в этом старом хвойном лесу, куда каждое утро с усилием пробиралось солнце. Свет, которого они не могли видеть ранее, влек их за собой, вызывал сильнейшее желание двигаться, бежать, стремиться. Этот инстинкт они унаследовали от родителей, тоже в свое время услышавшими этот древний зов, сделавший их охотниками, которые живут движением, а не имея больше сил на то, чтобы гнаться за солнцем, погибают, отдавая тело Тайге.

Грозе не хотелось, чтобы ее обогнали, поэтому она, вмиг позабыв все свои потрясения, побежала вниз с холмика, скрывшись в зарослях кислицы. Казалось, что она затерялась среди огромного заросшего ковра, сплошь усеянного белыми цветами. Волчица оказалась в небольшой ямке, поэтому всё, что успели заметить другие щенки, — уши, мелькавшие позади логова. Она упорно пробиралась сквозь эти заросли, и вскоре ее лапы почувствовали под собой мягкое покрытие, приглянувшееся ей. Мох был для нее приятным открытием. Он чем-то походил на то, что лежало в ее логове. Гроза, как и подобает юному исследователю, извалялась в нем и даже попробовала мох на вкус, быстро убедившись, что его есть нельзя. Какое разочарование! Ведь ей только и хотелось что-нибудь грызть и кусать, остренькие клыки так и чесались, они требовали разрушения. На глаза попалось бревно, на котором еще росли грибы и знакомый мох. Видимо, это дерево было недостаточно стойким и пало от сильного ветра. Что ж, волчице оставалось только порадоваться его гибели, ведь на этом чудесном бревне находилась тоненькая ветка, так и просившаяся в пасть.

Грозу охватил действительно щенячий восторг, она обеими передними лапами уперлась в шероховатую поверхность дерева, сомкнув свои челюсти на ветке так высоко, что ее задние лапы почти не касались земли и лишь подергивались в воздухе от усилий удержать себя на заветном сучке. Она пыхтела и ворчала, покачиваясь на хрустевшей под ее весом ветке. Наконец с очередным рывком Гроза плюхнулась на землю, крепко сжимая в зубах свой трофей. Он доставил ей невероятное удовольствие и придал уверенности в собственной значимости и могуществе. Она чувствовала себя такой же большой и сильной, как мать-волчица, а может быть, еще больше и сильнее! Слегка пошатываясь, наперевес с палкой, она шагала навстречу новому развлечению — огромной горке из земли, по которой бегали друг за другом полчища маленьких, шустрых и определенно занятых муравьев.

К этим существам Гроза подбиралась осторожно, можно даже сказать, что она опасалась раздавить увлеченных работой насекомых, которых становилось все больше. Из главного хода лезли отряды муравьев-разведчиков, чьей целью было определить природу угрозы, надвигавшейся на колонию. Необходимо было защитить муравейник — их крепость, над созданием которой они хлопотали не одну неделю, а также королеву, дарившую жизнь новым рабочим, готовым вступить в ряды трудолюбивых и сплоченных лесных архитекторов. Ее-то и скрывали толстые стены и замысловатые ходы, вытоптанные и выгрызенные сотнями и даже тысячами верных подданных. Всё в этом строении было толково. К сожалению, юная несмышленая волчица не могла оценить этого. Мир одного из самых трудолюбивых видов среди насекомых с его многоступенчатой иерархией и упорядоченностью действий, быстрой реакцией на условия меняющейся среды и абсолютной готовностью жертвовать собой ради благополучия своего дома, так и остался для нее загадкой. Она не могла заглянуть в кладовые или одну из камер, чтобы узнать, как они