– Они живут в миле от фермы дяди Сайласа и тети Салли. Тамвсе фермы приблизительно в миле друг от друга. А Брейс Данлеп – самый большойбогач во всей округе, и у него целая куча негров. Он вдовец, тридцати шестилет, детей у него нет; он ужасно гордится своими деньгами и очень любит всемикомандовать, и все его немного побаиваются. По-моему, он просто уверен, чтостоит ему только захотеть, и любая девушка с радостью пойдет за него замуж. Ито, что он получи отказ от Бенпи, конечно, должно было взбесить его. Ведь онвдвое старше Бенки, а она такая милая и такая красивая, – ну вы ведь самивидели ее. Бедный дядя Сайлас, подумать только, с чем ему приходится мириться;ему и так туго, а он еще должен нанимать этого бездельника Юпитера Даяленатолько ради того, чтобы угодить его братцу.

– Что это еще за имя – Юпитер? Откуда оно взялось?

– Да это просто прозвище. По-моему, все давным-давно забылиего настоящее имя. Ему сейчас двадцать семь лет, а зовут его так с тех пор, какон впервые пошел купаться. Он разделся, и учитель увидел у него над коленомкоричневую родинку величиной с десятицентовую монету, окруженную еще четырьмямаленькими родинками, и сказал, что они похожи на Юпитера и его спутников.

Мальчишкам это показалось очень смешным, и они сталиназывать его Юпитером. Так он и остался Юпитером. Он высокий, ленивый, хитрый,трусливый, а в общем – довольно добродушный парень. У него длинные каштановыеволосы, а борода у него не растет. У него никогда нет ни цента, Брейс кормитего, дает ему свою старую одежду и ни в грош не ставит. А вообще у Юпитера былеще один брат – близнец.

– А какой он?

– Говорят, точная копия Юпитера. Во всяком случае, былтаким; только он вот уже семь лет как пропал. Он начал воровать, когда ему былолет девятнадцать – двадцать, и его засадили в тюрьму. А он удрал и исчез –сбежал куда-то на север. Иногда до них доходили слухи, что он занимаетсяворовством и грабежами, но это было давно. Теперь он уже помер. Во всякомслучае, они так говорят. Они ничего о нем с тех пор не слышали.

– А как его звали?

– Джек. Наступило длительное молчание – тетя Полли думала.

Наконец она сказала:

– Тетю Салли больше всего беспокоит то, что этот Юпитердоводит дядю до бешенства.

Том очень удивился, да и я тоже.

– До бешенства? Дядю Сайласа? Убей меня бог, тетя, вышутите! Я не представляю себе, чтобы его вообще можно было рассердить.

– Во всяком случае, тетя Салли пишет, что этот Юпитердоводит дядю просто до бешенства. Временами дядя доходит до того, что можетударить Юпитера.

– Тетя Полли, этого не может быть. Дядя Сайлас мягок, каккаша.

– И все-таки тетя Салли волнуется. Она пишет, что из-за этихссор дядя Сайлас совершенно переменился.

Все соседи уже говорят об этом и, конечно, обвиняют дядюСайласа, потому что он проповедник и не должен ссориться. Тетя Салли пишет, чтоему так стыдно, что он с трудом заставляет себя читать проповеди; и все сталихуже к нему относиться, и его теперь любят гораздо меньше, чем раньше.

– Ну и дела! Вы ведь знаете, тетя Полли, дядя Сайлас всегдабыл таким добрым, таким рассеянным, не от мира сего – ну просто как ангел! Ичто с ним произошла, ума не приложу!

Нам здорово повезло – мы попали на пароход, который плыл ссевера в какую-то из мелких рек в Луизиане, так что мы могли проехать всюВерхнюю и Нижнюю Миссисипи прямо до фермы дяди Сайласа в Арканзасе безпересадки в Сент-Луисе – ни много ни мало чуть не тысячу миль.

Пароход нам попался на редкость унылый, пассажиров былосовсем мало, все старики и старухи, которые держались подальше друг от друга,дремали, и их вообще не слышно было. Четыре дня ушло на то, чтобы выбраться сверховьев реки, потому что пароход то и дело садился на мель. И все-таки нам небыло скучно – разве могут скучать мальчишки, которые путешествуют!

С самого же начала мы с Томом решили, что в соседней с намиотдельной каюте находится какой-то больной, потому что стюард относил туда еду.В конце концов мы спросили об этом у стюарда, – то есть Том спросил. Стюардсказал, что там мужчина, но что он совсем не выглядит больным.

– Как, разве он не больной?

– Понятия не имею, может, и больной, только, по-моему, онпросто притворяется.

– А почему вы так решили?

– Да потому, что, если бы он был больным, он хотькогда-нибудь раздевался бы, – как по-вашему? А он никогда не раздевается. Дажесапог не снимает.

– Ну да? Даже когда ложится спать?

– Так и ложится в сапогах. Ну, Тома Сойера хлебом не корми,только дай ему какую-нибудь тайну. Если вы перед ним и передо мной положитерядом тайну и кусок пирога, то вам и предлагать нечего, чтобы мы выбирали тоили другое; все решится само собой. Уж такой я человек, что тут же брошусь кпирогу, а Том обязательно бросится к тайне. Люди ведь бывают разные. Да это и клучшему. Так вот, Том и спрашивает у стюарда:

– А как его фамилия?

– Филлипс.

– А где он сел на пароход?

– Кажется, что в Александрии, в Айове.

– А как по-вашему, что он затеял?

– Понятия не имею, я никогда над этим не задумывался. Вотеще один человек, подумал я, который потянется за пирогом.

– А вы ничего не заметили особенного в том, как он ведетсебя, как разговаривает?

– Да нет, ничего. Разве только пугливый он очень, дверькаюты всегда запирает – и днем и ночью. А когда стучишь к нему, никогда неоткроет, пока через щелочку не увидит, кто это.

– Черт возьми, это интересно! Хотелось бы мне взглянуть нанего. Послушайте, когда вы следующий раз понесете ему еду, как вы думаете, неудастся ли вам пошире открыть дверь и…

– Ничего не выйдет. Он всегда стоит за дверью. Так что изэтого ничего не выйдет.

Том подумал, подумал и говорит:

– Вот что! Дайте мне свой фартук, и я утром отнесу емузавтрак. А вам я за это дам двадцать пять центов.

Парень согласился, при условии, если старший стюард не будетпротив. Том заверил его, что все будет в порядке и что он сумеет договоритьсясо старшим стюардом.

Так оно и получилось. Том условился, что мы оба наденемфартуки и понесем завтрак.