– Это он во сне разгуливает. Хотел бы я пойти за ним и посмотреть,куда это он собрался. Смотри, он повернул к табачной плантации. Ну, теперьсовсем пропал из виду. Это ужасно, что он не находит себе покоя.

Долго мы ожидали, но он так и не вернулся, а может быть, онвернулся другим путем. Наконец мы совсем уже сомлели от усталости и уснули. Намснились страшные сны, миллионы страшных снов. Однако перед рассветом мыпроснулись – началась гроза, гремел страшный гром и сверкали молнии, ветерсгибал деревья, косой ливень лил как из ведра, и каждая канава превратилась вбурную реку. Том сказал мне:

– Послушай, Гек, я скажу тебе одну очень странную вещь. Вотуж сколько времени прошло с тех пор, как мы пришли сюда вчера вечером, а никтоеще не знает об убийстве Джека Данлепа, а ведь те люди, что спугнули ГэлаКлейтона и Бэда Диксона, должны были в первые же полчаса разболтать всемвстречным, и каждый, кто услышал об этом, сразу побежал бы по соседним фермам,чтобы первым сообщить новость. Еще бы, такого случая у них не было, наверное,лет тридцать. Все это очень странно, Гек, я ничего не понимаю.

Том сгорал от нетерпения, ожидая, когда кончится дождь,чтобы можно было выскочить на улицу, завязать с кем-нибудь разговор ипослушать, что будут нам рассказывать об убийстве. Он предупредил меня, что мыдолжны делать вид, будто ужасно удивлены и поражены.

Едва кончился дождь, мы уже были на улице. Было раннеепогожее утро. Мы слонялись по дороге, то и дело встречая знакомых, здоровалисьс ними, рассказывали о том, когда мы приехали, как дела у нас дома, скольковремени мы собираемся пробыть здесь, и все в таком роде, – и никто, ни одинчеловек, не сказал нам ни слова об убийстве. Это было совершенно непонятно,однако это было так. Том сказал, что если мы пойдем в платановую рощу, тонаверняка найдем там труп и ни единой души вокруг. Не иначе, говорит, как телюди, что спугнули воров, гнались за ними так далеко в лес, что воры, можетбыть, решили воспользоваться этим и сами напали на них. В конце концов, может,они все поубивали друг друга и не осталось никого в живых, кто мог бырассказать об этом.

Так мы болтали, пока не дошли до платановой рощи.

Тут у меня уж мурашки побежали по спине, и, как Том нинастаивал, я сказал, что дальше ни шагу не сделаю.

Но Том не мог удержаться, он должен был посмотреть, осталисьли на трупе сапоги. И он пошел туда, но уже через минуту он выскочил обратно, иглаза у него прямо чуть не на лоб вылезли от удивления.

– Гек, – выдавил он, – его там нет! Я чуть не обалдел.

– Том, – сказал я, – этого не может быть.

– А я тебе говорю, что его там нет. И никаких следов неосталось. Земля немного притоптана, но если там и была кровь, то ее смылодождем, теперь там, кроме грязи и слякоти, ничего нет.

Наконец я сдался и решился сам пойти туда и посмотреть. Всебыло так, как сказал Том, – труп исчез бесследно.

– Вот тебе и фунт изюму! – только и мог выговорить я. –Брильянты-то приказали кланяться. Как ты думаешь, Том, может, это ворыпрокрались обратно и утащили его?

– Похоже на то. Так оно, видимо, и есть. Только вот где онимогли спрятать его, как ты думаешь?

– Понятия не имею, – с отвращением сказал я, – и все этоменя вообще уже больше не интересует. Сапоги они забрали, и это единственное,что меня волновало. А покойнику долгонько придется лежать здесь в лесу, преждечем я начну разыскивать его.

Тома, в общем, тоже не очень уж теперь интересовала судьбапокойника, ему было просто любопытно, что случилось с трупом. Но он сказал, чтомы все-таки должны помалкивать и ничего не рассказывать, потому что вскоресобаки или еще кто-нибудь обязательно наткнется на труп.

Домой к завтраку мы вернулись расстроенные, разочарованные,чувствуя, что нас надули. Никогда еще в жизни я так не расстраивался из-закакого-то покойника.

Невеселый это был завтрак. Тетя Салли выглядела усталой ипостаревшей; она словно и не замечала, что дети ссорятся и шумят за столом, – аэто было на нее совсем не похоже. Том и я помалкивали, нам было о чем подуматьи без разговоров. Бенни, наверное, вообще почти не спала ночью, и когда оначуть приподнимала голову от тарелки и бросала взгляд на своего отца, в ееглазах блестели слезы. Что же касается дяди Сайласа, то завтрак стыл у него натарелке, а он как будто и не замечал, что перед ним, – он все думал и думал очем-то своем, так и не проронив ни слова и не прикоснувшись к еде.

И вот в этой тишине в дверь опять просунулась голова тоге жесамого негра, и он сказал, что масса Брейс ужасно беспокоится за массу Юпитера,который до сих пор не пришел домой, и не будет ли масса Сайлас так добр…

Негр посмотрел на дядю Сайласа, и слова застряли у него вгорле: дядя Сайлас поднялся, держась руками за стол и дрожа всем телом; онзадыхался, глаза его впились в негра, он сделал несколько судорожных глотков,схватился рукой за горло и наконец сумел выдавить из себя несколько бессвязныхслов:

– Что он… что он… что он думает? Скажи ему… скажи ему… – Тутон без сил рухнул обратно в кресло и пролепетал чуть слышным голосом: – Уходи…уходи…

Перепуганный негр немедленно скрылся, а мы почувствовалисебя… – не могу даже сказать, как мы себя чувствовали, но страшно былосмотреть, как задыхается наш старый дядя Сайлас, – глаза у него остановились, ивообще у него был такой вид, словно он умирает. Никто из нас не мог сдвинутьсяс места. Одна только Бенни тихо скользнула вокруг стола, слезы текли по еелицу; обняв отца, она прижала к своей груди его старую седую голову и приняласьбаюкать его, как ребенка. При этом она сделала нам всем знак уйти, и мы вышли,стараясь не шуметь, как будто в комнате был покойник.

Мы с Томом пошли в лес, и нам было очень грустно; по дорогемы говорили о том, как все изменилось по сравнению с прошлым летом, когда мыжили здесь. Тогда все было мирно, все были счастливы, кругом все уважали дядюСайласа, а он сам был весел, простодушен, ласков и чудаковат. А посмотрите нанего сейчас! Если он еще не свихнулся, говорили мы, то ему до этого недалеко.

Был чудесный день, яркий и солнечный, мы уходили все дальшеза холмы, в сторону прерии, деревья и цветы становились все красивее, и такстранно было думать, что в таком замечательном мире существуют горе и беда. Ивдруг у меня перехватило дыхание, я уцепился за руку Тома, а все мои печенки илегкие ушли в пятки.

– Вот оно! – прошептал я, и мы оба, дрожа от страха,спрятались за кустом.

– Т-с-с! – зашипел Том. – Ни звука!