На кончик лезвия приземлилась птица.

Держась коготками за клинок, животное запело. В воздухе разнеслась соловьиная трель. Рёко, заворожено смотря на певца, подхватил мелодию, начав свистеть ему в такт – картина, которую нельзя ворошить. “Умиротворение”.

Если бы от положительных эмоций рождались сущности, подобные обратным демонам, то сейчас перед нами бы возник стройный, как бамбуковый стебель, но старый мастер, коему не страшен ни один на свете мертвец.

– Извини, – остановившись, Рёко повернулся ко мне, – Я поступаю неправильно с тобой.

– …

– Я не умею “правильно”.

– Что вы имеете в виду?

– ... – пожевав губы, он выдал: – Лучше на примере. Когда кто-то из моих детей провинится, я придаю их тела каре, как буддисты придают тела стихиям.

– Огню, воздуху и воде?...

– Именно. И что ты скажешь, разве я поступаю правильно?

– Ваши дети не знают, как с ним должны поступать

– Для них нет другой правды, – выдохнув, Рёко согласился, – Тебе не стоит ожидать от меня поддержки или чего-то такого.

– Всё в норме.

– Я, наоборот, забрал у вас всё, – он печально улыбнулся, спрятав катану Тамаши, – Хотя, если посмотреть с другой стороны – я воспитал сильного волей человека.

– Меня?...

– Ловишь на лету!

– Сомнительно…

– Когда наше странствие закончится, тебя больше никакая трудность по жизни не скосит. И я, в некоторой мере, горжусь этим.

– Не знаю, что и ответить.

– А у меня всё по накатанной... Ха-ха-ха!

Заливистый смех оборвался горьким вздохом.

– Может, я назовусь Сансарой?

– …

– Этот ёкаев круг вертит меня сотнями лет!

Поднявшись, я подошёл и сел на булыжник рядом с ним. Мешкая, таки приобнял одной рукой, проронив:

– Завтра будет хороший день, Рёко-сама.

* * *

После моих слов Рёко удалился.

Понимая, что ему надо побыть одному, вернулся в лагерь. Присев у давно потухшего костра, я вынул последний подарок Тэгами – цубу от катаны Урагири. Занимательная гравировка – мужчина с тростью, сидящий в соломенной шляпе под деревом и слагающий истории. Отличная иллюстрация бывшего владельца Акогаре. Мне стало интересно, посмотрел на свою гарду – там под ясным небом высилось семейное поместье.

Надеюсь, что кузнец не ошибся, пророча мне такую судьбу.

И действительно ли у каждого там свой рисунок?

Очень кропотливая работа.

“БАБАХ!”, – от раскатов грома поразлетались птицы. Странно, небо ведь ясное. “БАБАХ-БАБАХ-БАБАХ!”, – сразу три? В ушах навязчивый гул.

Пойти проверить? Страшновато…

А вдруг что-то с Рёко? Надо перестраховаться.

– Не ломается, видишь, моя не ломается!... – стоило подойти к источнику звука, крик странника стал отчётливим.

Запах гари.

Стремящийся к небу дым.

Поляна, ранее густо покрытая лесом, сейчас напоминала поле битвы: деревья повалены, земля выжжена, всюду трупы, но не людей, а мертвецов. Посреди хаоса стоял побитый молниями Рёко с катаной в руке, от острия едва заметно поднимался пар; он тяжело дышал, тлели кончики пепельных волос и ворота́ кимоно. Рядом лежали изувеченные обломки Акогаре двух отшельников. Бессмертный поднял труп демона и завопил:

– Ты должен подчиняться! Должен! Должен! Должен! – в такт каждому слову он клинком потрошил тело, – ЧТО Я ДЕЛАЮ НЕ ТАК!?

Вздымает Акогаре к небу.

“БАБАХ!”, – молния улетает в глубь леса – деревья подхватывают огонь. Такими темпами он живого места здесь не оставит…

Рёко-сама…

Мне на плечо незаметно приземлилась птица – тот же соловей, сидевший на острие катаны Тамаши. Но теперь пернатый не пел, а зашептал вполне по-человечески:

– Я не могу смотреть на твои страдания…

Чертовщина…

Почудилось?

– Как ты это делаешь!? – скиталец неугомонно вертел клинком в руках, собирая над поляной тёмные тучи и заполняя округу грохотом от падающих молний.

Может, слова соловья – только звон в заложенных ушах?

– Смешно, Согия!? – заметил, – Хохочешь над моей никчёмностью, да? Знаю, тебе потешно наблюдать за тем, как я не могу повторить фокусы говорящего трупа! Жалкого! Говорящего! Трупа! – Рёко взмахнул лезвием и его осквернённая рука упала на землю; миг, и на том же месте выросла другая – такая же тёмная.

Странник опустился на колени.

Землю осыпала лёгкая морось.

– Чем он лучше? – бормочет, размахивая руками в стороны, будто ища в обугленных стволах ответы.

Больше страданий – больше фигур возникает в лесу.

Он будет пытаться без конца?