Глава 1

Возможно, тебе покажется странным, что я начинаю свой рассказ с конца великой войны. Правда в том, что мое участие в той войне было небольшим и незначительным: несколько стычек, несколько ночных перестрелок, одно сражение, проигранное еще до того, как оно началось. Может, я и была там, в конце, но я пропустила великую войну. Наверное, это и к лучшему. Молодые и невинные обычно становятся первыми жертвами любого конфликта. Хотя я уже была далека от невинности.

До этого я росла в Академии Магии Оррана. Еда, жилье, образование — все это было мне обеспечено. Это была нелегкая жизнь, даже близко. Обучение, через которое проходим мы, Хранители Источников, — это мучительный опыт, особенно для такой юной девушки, как я. Это не значит, что мне нечего рассказать о своем пребывании там. У меня всегда были те или иные неприятности. Я думаю, что преподавателям нравилось описывать меня как трудного подростка, который плохо влиял на других, особенно на Джозефа.

Нет, я не зря начинаю свой рассказ с конца войны. Я считаю, что именно тогда моя жизнь началась по-настоящему. Именно после войны, когда у меня отняли все, мне впервые пришлось жить самостоятельно. Именно там, в Яме, я обрела смысл своего существования, причину жить. Я не собираюсь утверждать, что возмездие — благая цель, но моя жизнь никогда не была благой. Как друзья, так и враги уже давно называют меня Королевой трупов, и это прозвище я, черт возьми, вполне заслужила.

Но я забегаю вперед. Я решила начать свой рассказ с Ямы. Там, внизу, меня окружали монстры, некоторые земные, некоторые нет. Там, внизу, я завела друзей, которые остались со мной на всю жизнь, и врагов, которые остались еще дольше. Я росла в роскоши Академии Магии Оррана, но стала взрослой в грязи Ямы.

Прошло три месяца моего заключения, и я втянулась в своего рода рутину. Я спала рядом с Джозефом, как для защиты, так и для верности. Мы были вместе с первого дня в Академии Магии Оррана, и я любила его больше, чем когда-либо любила своего брата по плоти и крови. Я не перестала любить Джозефа даже после того, как он помог терреланцам схватить меня. Я знаю, что он сделал это, чтобы спасти наши жизни; мы бы погибли там, на башне, если бы он не остановил мой ответный удар. Несмотря на это, часть меня ненавидела его за предательство. Иногда мне снились сны о том, как я душу его во сне. Признаюсь, тогда я была немного сбита с толку.

В Яме нет четкого цикла смены дня и ночи. По крайней мере, на той глубине, где мы работали. После трех месяцев, когда я не видела неба и ни единого лучика естественного света, я начала забывать, как они выглядят. Каждый день я пыталась мысленно представить небо, но видела только грубо отесанный камень, освещенный тусклым светом ламп. Мир в Яме — жалкое место, но ведь тюрьмы и не предназначены для того, чтобы в них было весело.

Мы работали, спали и ели посменно, и я потеряла всякое представление о времени. Чтобы вовремя вставать на работу, я полагалась на внутренние часы своего тела — и быстро научилась не опаздывать. Наказания бригадира были особенно суровыми, и этот заплесневелый засранец не стеснялся их раздавать.

Нас с Джозефом распределили в разные бригады, хотя, по счастливой случайности, мы работали в одни и те же смены. По ночам мы сворачивались калачиком, как это часто бывало в академии, и укрывались нашим грязным, изношенным одеялом. Внизу, в Яме, все грязное, покрытое слоями жира и каменной пыли. Через некоторое время я забыла, каково это — быть чистой. Еще через какое-то время мне стало все равно. По понятной причине в Яме нет зеркал.

Я всегда просыпалась чуть раньше Джозефа. Каждое утро — а я называла это утром за неимением лучшего термина — я просыпалась и откатывалась от него. Я смотрела на скалу надо мной и ненавидела. Гнев всегда был одной из моих самых сильных страстей. Некоторые говорят, что он придает сил, когда разум и воля терпят неудачу. Я думаю, что, возможно, эти люди правы. Гнев подарил мне огонь, горящий внутри, когда меня покинула надежда. Я не столько хотела сбежать, сколько излить свой жгучий гнев на всех ублюдков, которые отправили меня сюда. У меня было очень много врагов, которых нужно было убить, и большинство из них даже не подозревали о моем существовании. Мало что может так сводить с ума, как быть незаметным для тех, кого ты хочешь убить.

Я ненавидела всех до единого терреланцев за то, что они бросили меня в Яму, за то, что выиграли войну и даже за то, что оставили меня в живых. Я ненавидела Прига, гнилую пизду-бригадира, который с каждым днем загонял нашу бригаду все глубже в скалу. Я ненавидела свою бригаду, по большей части сломленных работников, за то, что они не вставали и не боролись с Пригом. Я ненавидела управляющего с отвратительным лицом — по сей день не знаю его имени — за то, что он пытался сломить меня раз в неделю. Я даже ненавидела Джозефа за то, что он помог меня поймать, за то, что сдался. Я каждый день видела по его глазам, что он сдался. Но, думаю, больше всего я ненавидела саму себя, черт меня подери.

Нет! Больше всего я ненавидела Прига, вне всяких сомнений.

— Вставайте! Вставайте, струпья! — проревел Приг, подкрепляя свой приказ щелчком кожаного хлыста. Отвратительные штуки, эти хлысты, идеально подходящие для того, чтобы внушать человеку не только боль, но и ужас. Мне неприятно это признавать, но я начала бояться звука щелчка этого кнута. Больше всего на свете я бы хотела отнять у него хлыст, засунуть чертову штуку ему в задницу и вытащить через рот. Всего несколько месяцев назад я бы подожгла этого воняющего дерьмом ублюдка за то, что он так со мной разговаривает. Вместо этого я вскочила на ноги и встала наготове вместе с остальной частью моей бригады. Джозеф застонал и сел, уже сворачивая наше одеяло в комок. Он найдет какой-нибудь укромный уголок и спрячет одеяло там. Оно ничего не стоило на поверхности, но другие заключенные с радостью бы его украли. Я слышала, что среди воров есть честь, но в Яме этот товар не стоил ни черта. Внизу не было ничего более ценного, чем еда и