Нет, Лукас не из тех, кто способен соблазнить невинную женщину. Но разве двадцатипятилетнюю вдову можно назвать невинной? Он мог бы пофлиртовать с ней эти несколько недель. Удобно во всех отношениях, да кроме того, неплохое прикрытие его шпионской деятельности, которой он занимался по поручению короля. И почему бы не завести легкий необременительный роман? Ведь она красивая, умная и, судя по всему, интересная собеседница.

— Думаете, оказаться в карете наедине со мной — слишком смело для вас? — с ноткой вызова спросил он.

Женевьеву раздирали противоречивые чувства. Она уже год как овдовела. Время траура кончилось. У нее нет ни перед кем обязательств. Почему бы разок не нарушить светские условности и не поступить так, как она хочет? В конце концов, она целый год отчаянно стремилась к полной независимости и давно уже не юная девушка, краснеющая по любому поводу. Она герцогиня. Кто посмеет ее осуждать?

Но была и еще одна причина, по которой Женевьева просто не могла отказаться от предложения Бенедикта. Он мог подумать, что она трусливая и неуверенная в себе женщина. И потому, надменно посмотрев на него, проговорила:

— Нет, я не считаю это слишком смелым поступком. Но прежде нужно отпустить мою карету.

Голос ее прозвучал холодно и абсолютно спокойно.

— А свою служанку вы тоже отпустите? — несколько насмешливо поинтересовался Бенедикт Лукас.

По позвоночнику опять пробежал холодок. Почему он говорит так дерзко? Ни один посторонний мужчина не позволял по отношению к Женевьеве ничего подобного.

— Да, служанку тоже отпущу, — после секундного раздумья холодно ответила Женевьева.

— Мы можем спуститься к вашей карете вместе, не так ли? — предложил он, протянув руку.

Женевьева приняла ее. При этом на лице девушки не дрогнул ни один мускул. Они вместе спустились к ее карете, и Лукас отошел переговорить со своим кучером.

— Вы уверены, госпожа? — усомнилась служанка, когда Женевьева изложила ей свое приказание. Она впервые так чему-то удивлялась, так как успела разглядеть темноволосого прекрасного Люцифера, от которого так и веяло риском и опасностью, еще до того, как Женевьева сказала ей, что поедет домой в его карете.

— Я совершенно уверена, что поступаю правильно, — твердо сказала Женевьева, хотя на самом деле так не думала. Воспоминания об ужасном браке с Джошуа до сих пор были свежи в ее памяти.

Служанка растерялась.

— Я слышала такие жуткие истории об этом джентльмене, — проговорила она.

— Не нужно мне этого рассказывать. Я тоже наслышана о нем, ничего нового ты мне не сообщишь, Мэй.

А что, если все эти скандальные истории — правда? И даже если это так, что теперь делать? Ведь Люцифер бросил ей своеобразный вызов. «Бежать от него как можно дальше», — подсказывал внутренний голос.

Нет, ни за что на свете! Женевьеве не хотелось быть трусливой и нерешительной, какой она была в браке с Джошуа. Подумать только! В те годы она боялась собственной тени. Теперь же, после смерти мужа, когда все позади, нужно перестать бояться мужчин. Ведь до сих пор, стоит какому-нибудь джентльмену проявить к ней интерес, сердце сжимается от страха, начинает бить дрожь.

В конце концов, что он ей может сделать в карете? Средь бела дня?

— Вы действительно думаете, милорд, что поехать с вами вместе — удачная идея? — спросила Женевьева, уже садясь в его карету.

Бенедикт улыбнулся и вдруг задернул занавески. Она испуганно вздрогнула, небесно-голубые глаза расширились от удивления.

— Зачем вы это сделали? — Она старалась не выдать испуга.

— По-моему, солнце сегодня светит слишком… ярко? Вам не кажется? — усмехнулся он.

Женевьева не сразу нашлась с ответом.

— Пожалуй, вы правы. Солнце действительно светит просто… ослепительно.

— Я рад, что вы со мной согласны. — Бенедикт посмотрел на нее долгим странным взглядом. — Не правда ли, так гораздо уютнее.

— Пожалуй. — Она всеми силами старалась казаться спокойной и невозмутимой, однако нервничала так, что сердце готово было выпрыгнуть из груди. — Кстати, не показалась ли вам странной сегодняшняя свадьба? — спросила Женевьева.

— Нет, — нахмурился Бенедикт. Меньше всего ему хотелось обсуждать секреты жениха и невесты. В конце концов, это не их дело.

— Значит, вы не думаете, что… — как ни в чем не бывало продолжала она.

— Нет, — отрезал Бенедикт.

— Вы совсем меня не слушаете, — немного обиделась Женевьева и надменно подняла бровь.

Он криво улыбнулся:

— Просто не хочу обсуждать то, что меня не касается. — Бенедикт перевел взгляд на соблазнительные холмики ее грудей. — О, какая красота! — выдохнул он, но, увидев ее смущение, пояснил: — Я имею в виду ваш кулон.

— Вот как? Спасибо за комплимент. — Женевьева машинально дотронулась до кулона с огромным сапфиром необычайной чистоты. — Этот кулон муж подарил мне на свадьбу, — сухо пояснила она.

— Да, у этого джентльмена, судя по всему, был прекрасный вкус, — задумчиво произнес Бенедикт, — во всем, что касалось женщин и украшений. И вы, и этот кулон — прямое тому доказательство.

— Можете думать так, если хотите.

Он с удивлением взглянул на нее. Ее глаза потемнели от гнева, на щеках проступили красные пятна.

— А у вас иное мнение по поводу его вкуса?

— Начнем с того, что он вообще не был джентльменом, — сердито заметила Женевьева. — И если вы в дальнейшем хотите продолжить наше знакомство, советую не заводить разговоров о моем покойном муже. В противном случае у вас будет очень мало шансов добиться моего расположения.

Эта фраза поразила Бенедикта. Он удивленно поднял брови:

— Значит, ваш брак был несчастливым?

— Совершенно верно.

В какой-то момент взгляд Женевьевы стал совершенно безумным. Лукас очень удивился такой внезапной перемене настроения. Неужели всему виной вопрос о покойном муже?

— Вы думаете, титул герцогини недостаточная… плата за все мучения, которые принес вам покойный муж?

— Да, я считаю плату недостаточной, — сказала Женевьева. Настроение ее резко испортилось. И даже веселый блеск в темных глазах Лукаса и его шутливый тон не смогли его улучшить. — Советую вам быть осторожнее в разговорах с дамами. Есть темы, которые не следует обсуждать, и в частности их покойных мужей. Иначе не успеете оглянуться, а вашей собеседницы уже и след простыл.

— Простите, если чем-то обидел вас…

— Нисколько, милорд. Просто мне изрядно наскучил этот разговор. — С этими словами Женевьева отвернулась от него и, раздернув занавеску, принялась смотреть в окно.

Бенедикт некоторое время молчал. Эта яростная вспышка очень удивила его. Никогда еще он не встречал таких женщин, как Женевьева Форстер. Хотя за последние двенадцать лет женщин повидал немало. Правда, они вызывали в нем лишь физическое влечение, не более. Его не интересовали ни их внутренний мир, ни обстоятельства жизни.