— Этот прием — пустая трата времени, — бросил он. — Утром я возвращаюсь в Лондон. Может, после того как голова прояснится, меня осенит какая-нибудь идея получше.

К черту советы доктора. До этого он ездил в умеренном темпе, но сейчас ему необходима или хорошая драка, или бешеная скачка.

— Ты уедешь, не попрощавшись с семьей? — Ник скептически приподнял свои золотисто-коричневые брови.

Ад и все дьяволы. Если он станет прощаться с ними, они забеспокоятся и засуетятся и просто не отпустят его. А улизнуть тайком — не годится. Поставив стакан, он покинул кабинет. Согласиться на этот домашний прием было огромной ошибкой. Только присутствие Каслри выманило Блейка из его обычных логовищ.

В довершение ко всему у подножия лестницы его ждал отец. Как бы ни раздражало Блейка его чересчур покровительственное семейство, он не мог ответить на их добросердечие неуважением. Его злило, что они не признают в нем взрослого, почти тридцатилетнего мужчину, но изменить родителей он не может. Да и не хочет.

— Мы с матерью хотели бы поговорить с тобой, — приветливо произнес барон, взял сына за локоть и повел к дамской гостиной.

— Я не стану викарием, — предупредил Блейк, догадавшись, о чем родители собираются с ним говорить.

Дородный и лысеющий, на полголовы ниже своего младшего сына, барон не ответил на этот открытый выпад.

— В последнее время мне здорово везло за игорным столом. Мы с твоей матерью все как следует обсудили и подумали, что можем использовать этот выигрыш с пользой.

Блейк уже давно отказался от надежды, что его суеверная мать позволит деньгам перейти в его руки. Она категорически против его вступления в армию, что, как ей известно, он бы непременно сделал, если бы смог позволить себе приобрести офицерский, патент. Мать хотела бы, чтобы ее младший сын остался в Шропшире в качестве деревенского викария, женился на местной девушке и наплодил ей внуков, с которыми бы она нянчилась. Холостяцкая свобода Блейка в Лондоне разочаровала ее. Его любовь к спорту — ужасала.

— Мама.

Войдя в гостиную, он приветствовал леди Монтегю кивком, отметив, что даже его незамужняя сестра Френсис была исключена из этого тет-а-тет. Ухаживания за сестрой какого-то почтенного холостяка были предполагаемой причиной их присутствия на этом домашнем приеме.

Блейк со смирением приготовился к очередным мольбам и призывам прекратить свое легкомысленное существование, взяться за ум и вспомнить о своих обязательствах перед семьей.

— Ох, ты хромаешь! — воскликнула леди Монтегю. — У тебя все еще болит нога. Садись, садись. Почему ты еще не в постели?

Мама указала на место рядом с собой на кушетке.

Блейк подождал, когда отец сядет в большое кресло у камина, прислонился бедром к письменному столу и скрестил руки на груди. Ею шансы сбежать будут выше, если он не станет располагаться с комфортом.

— Еще нет и полуночи, и моя нога будет заживать лучше, если я постою, — сказал он в ответ на материнские сетования. — Утром я уезжаю, поэтому желаю вам хорошо провести оставшееся время вечеринки.

— О нет-нет, ты не можешь пока уехать! — вскричала леди Монтегю. — Ты должен выслушать нас, а потом остаться. Наверняка еще будут танцы! Ты хочешь разбить мне сердце?

Блейк, который слышат эти жалобные причитания с детства, с трудом сдерживался.

— Танцевать с одной здоровой ногой едва ли возможно, — сухо отозвался он.

— Ох, дорогой, конечно же, нет, но у нас состоялся весьма интересный разговор с леди Белден. Ты должен познакомиться…

— Быть может, нам следует объяснить вначале свое намерение, — бодро предложил барон. Он сцепил руки на жилете, натянувшемся на животе, и воззрился насыпа с нежностью, от которой Блейк всегда чувствовал себя провинившимся ребенком. — Мне больно видеть, как твоя мать тревожится о твоем благополучии. С тех пор как тебя выгнали из Оксфорда за ссору с деканом, ты участвовал в трех дуэлях, насколько мне известно, чуть не сломал себе шею, носясь на лошадях; дрался с одним из самых сильных боксеров-профессионалов на ринге и в довершение ко всему едва не погиб в Португалии, куда укатил, не сказав нам ни слова.

Блейк мог бы объяснить, что он делал все это ради денег и потому, что ему все чертовски наскучило, но отец хочет, чтобы он стал викарием, не имел денег и сдох со скуки. Поэтому Блейк ждал, чем закончится разговор с родителями.

— Мы с твоей матерью все обговорили, — продолжал барон, — и решили, что тебе просто требуется некоторый стимул, чтобы оглядеться, найти симпатичную девушку и остепениться.

Блейк воздержался от вздоха нетерпения. Отсутствие у него энтузиазма не остановило родителей.

— Твой отец выиграл замечательный дом в Челси! — с восторгом поведала леди Монтегю, взмахнув руками. — Мы хотели использовать его в качестве приданого для Френсис, но она, к сожалению, не любит Лондон.

— Челси не Лондон, — напомнил ей Блейк. — Он всего в получасе езды от города. Френсис там бы понравилось.

— Но у Френсис есть приданое, а у тебя нет, — продолжала мать. — Если ты сможешь предложить такой дом, то сможешь выбрать себе любую леди. Мы как раз познакомились с очаровательнейшей…

С присущим ему мастерством барон отклонил поток информации.

— Это Каррингтон-Хаус. Мне сказали, что это довольно большая, весьма добротная усадьба. Я еще не осматривал ее, но покойный виконт часто принимал там гостей. Он был хорошо известен в политических кругах, эго солидное поместье.

Карринггон-Хаус. Дьявол, сидевший в Блейке, ухмыльнулся. Гарольд, виконт Каррингтон, кончил тем, что проиграл свое родовое гнездо за карточным столом. Наконец-то ублюдок понес заслуженное наказание, подумал Блейк, но виду не подал.

— Следует использовать этот дом при заключении брачного контракта, если ты выберешь девушку до конца года, — произнес отец. — Если нет, мне придется его продать. Такой дом не может долго пустовать, и я не заинтересован в том, чтобы содержать его.

Высказавшись, барон удовлетворенно откинулся в кресле.

— Это в высшей степени щедро с вашей стороны, сэр, — произнес Блейк. — Я непременно это учту, если мне повезет и я встречу подходящую девушку. Однако женитьба едва ли изменит мои привычки. И если именно этого вы добиваетесь, можете продавать дом прямо сейчас.

Его мать приложила руку к груди и заморгала, прогоняя слезы.

— Ты сведешь меня в могилу. Тебе ведь известно, что два моих брата погибли на войне, а один утонул, и у всех у них была седая прядь в волосах, так же как у тебя. Это не просто суеверие, что те, у кого она есть, не доживают до тридцати. Не заставляй меня хоронить своего сына, умоляю тебя! Идти на войну — значит накликать беду.

Блейку незачем было напоминать о смертности. Ему было шесть лет, когда прямо у него на глазах его дядю унесло наводнение. Но он не верит во всякие бабушкины сказки.